113  

Так что у людей, ожидающих в приемной, будет что разглядывать, и они смогут отвлечься от своих невеселых мыслей.

Она показала Тригви наброски к фрескам, и они ему понравились. Пейдж рассчитала, что работа над каждой фреской займет у нее примерно месяц, а потом она сможет закончить фреску в росской гимназии. А уже с осени она станет заниматься этим только за деньги.

— Я не могу больше работать бесплатно, — откровенно заявила она. Ведь теперь она будет получать только небольшие алименты от Брэда, и то на протяжении всего лишь двух лет. Брэд считал, что с ее талантами она легко найдет себе работу и сможет зарабатывать на жизнь самостоятельно. Она тоже надеялась на это, но ей не хотелось оставлять Энди дома одного надолго, и было еще неясно, как пойдет дело с Алисон, насколько она будет нужна ей.

Становилось все яснее, что Алисон может не выйти из коматозного состояния. Пейдж еще не признавалась в этом Тригви, но он чувствовал, что она уже начинает сживаться с этой мыслью. Пейдж часто говорила в эти дни об Алисон, какой та была, как училась в школе, как бы стараясь удержать ее образ от того, чтобы он не ускользнул навсегда и не остался только в прошлом.

— Я не хочу, чтобы от нее не осталось никакого следа, — грустно сказала она Тригви как-то вечером. — Мне хочется, чтобы люди помнили о ней… и не о несчастном случае, не об этой трагедии, не о том, кем она стала теперь. Это ведь не настоящая Алли.

— Я понимаю тебя. — Они иногда часами обсуждали эту проблему, и он старался как мог успокоить Пейдж.

Тригви с облегчением вздохнул, когда Пейдж начала писать фрески. Пейдж тоже была счастлива — она занималась любимым делом и находилась рядом с Алисон, могла время от времени забежать в палату и взглянуть на дочь, поцеловать ее. С головы Алисон уже сняли повязки, и волосы постепенно отрастали снова. Они были еще короткие, но и так Алли выглядела гораздо симпатичнее.

С короткими волосами она была похожа на маленького ребенка.

— Я люблю тебя, доченька, — шептала ей Пейдж и возвращалась к работе. Ее волосы были скручены в узел, на ней была старая рабочая рубашка, из широких карманов которой торчали кисти.

Неожиданно у Пейдж появилась и другая работа — она начала вести занятия по художественному воспитанию в спецшколе, где учился Бьорн. Она лепила с ребятами игрушки из пластилина, фигурки из глины, помогала им рисовать. Ее ученики гордились своими достижениями, а она гордилась ими. В общем, она начала возвращаться к жизни, и с гораздо большей скоростью, чем предполагала раньше. Тригви был рад этому. Однажды вечером, когда они готовили ужин для детей, она сказала ему, что испытывает от этой работы огромное удовлетворение.

Никогда прежде работа не приносила ей столько радости.

Бьорн рассказал дома, как ему нравится заниматься с Пейдж в школе, и она просияла от его похвалы. У них установились очень теплые отношения. Пейдж укладывала его спать, и Бьорн обнимал ее и просил почитать сказку — он вел себя точно так же, как Энди. Иногда, правда, ей казалось, что Бьорн может просто задушить ее в объятиях — он не всегда мог рассчитать свою силу. Но Пейдж видела, как этому большому ребенку не хватало тепла и материнской нежности.

— Он хороший мальчик, — как-то сказала она Тригви.

Он был тронут ее словами. Пейдж и с Хлоей занималась очень много, ходила с ней на занятия группы терапии.

— Мне хотелось бы, чтобы ты стала им настоящей матерью, — признался как-то ей Тригви, и Пейдж лишь улыбнулась в ответ.

— И Бьорн мне однажды сказал то же самое. Я польщена. — Но она и в самом деле привязалась к Бьорну еще и потому, что теперь занималась с ним и в школе. Наконец-то она почувствовала, что занимается чем-то серьезным в жизни, что ее работа — это не игра, не развлечение. Пока она ничего не получала за эти занятия. Но руководство школы уже зондировало почву, сможет ли она продолжить свои занятия и после каникул. Ее распорядок дня вполне позволял ей это. Она успевала бы отвозить Энди в школу и привозить оттуда. Да и деньги бы не помешали.

Праздничный уик-энд они с Энди провели вместе с семьей Тригви. Пейдж спала в комнате для гостей, а Энди спал с Бьорном. Ночью Тригви прокрался в ее комнату, и они опять были счастливы своей близостью. Но на этот раз они соблюдали предосторожность: закрыли дверь на внутренний замок и вели себя очень тихо.

— Послушай, но не можем же мы вечно прятаться, рано или поздно надо поставить их в известность, — сказал Тригви. Однако пока никто не осмеливался признаться в этом, и Пейдж боялась открыто перебраться в его спальню. Особенно ревниво вела себя Хлоя, и Пейдж не хотелось настраивать девочку против себя.

  113  
×
×