Гладь озера в пасмурной мгле (сборник)

– Воды? – спросил он... – Я этого и боялся...

Она увидела свои картины. То небольшое их количество, которое когда-то продавалось в галереях, на аукционах... в тех редких случаях, когда Дитеру удавалось уговорить ее выставить картину на продажу, и она, сломленная его монотонными аргументами, сдавалась... Те картины, которые пропадали, приобретенные какими-то загадочными анонимами, не желающими оставить своей визитки. И она их всех оплакивала, как потерянных детей, потому что в тот момент, когда картина исчезала из ее жизни, ей казалось, что и сама ее жизнь сокращается, тает... Так вот, значит, – кто их покупал... Вот кто собирал годы ее жизни...

Все остальное – роскошный трехэтажный «кондо» – с просторной кухней и баром, столовой и гостиной, шестиметровая стеклянная стена которой выходила на знаменитый рогатый Даунтаун с серой полосой озера Мичиган... камин... белый рояль... – не имело для нее никакого значения... Да пропади оно пропадом, при чем тут белый рояль!

– Вы... играете на рояле? – спросила она деревянными губами.

– Господи, ну сядьте же!... Дайте я вам коньяку налью... – ринулся куда-то за угол, пропал из виду, снова возник:

– Вот... хватаните его разом, ну-ка!

Она опрокинула рюмку коньяку, спросила, не глядя на него:

– Вы что, ездили за мной по всему свету? – и он просто ответил:

– Да.

Она молчала, все еще стоя в дверях, обводя стены подробным пересчитывающим протоколирующим взглядом – так после разлуки ощупываешь взглядом своего ребенка: ага, вот эта царапина на щеке...

Вдруг сорвалась с места и, как безумная, бросилась бегать по дому, смотреть картины, считать их, трогать холсты... Взбежала по лестнице на второй этаж, где в огромной спальне над кроватью (зачем одному человеку эта королевская опочивальня?!) – увидела свой ранний автопортрет: обнаженная по пояс, лет двадцати с небольшим, с бритой головой, похожа на мальчика из Спарты... Продан с выставки в одной из Франкфуртских галерей...

И лагманщик с Алайского был здесь... и диссидент Роберто Фрунсо... и маленькая, как дюймовочка, в гигантской чаше Города – великанша-баскетболистка Рая Салимова... И стиляга Ха-сик Коган с кустом сирени на голове...

Вдруг она поняла, что за много лет их дружбы не подарила ему ни одной картины – скупой рыцарь так не трясся над своими сундуками!... И только когда выбрасывала ненужные эскизы или, машинально закрашенные окурком, окунутым в какой-нибудь соус, квадратики салфеток, он, – умоляя не мять, не мять!!! – бросался, как коршун, подбирал их и потом вставлял в рамки. И здесь повсюду висели эти почеркушки, которым, как всегда она считала, грош была цена...

Этот дом стал ее музеем!

Медленно она спустилась вниз, где он, уже более спокойный, стоял у раскрытого холодильника, выкладывая из него на стойку какие-то свертки и пластиковые коробочки...

– Зато сохранена значительная часть коллекции! – сказал он удовлетворенно из-за дверцы холодильника.

– Кроме тех, что остались у Дитера... Это было одним из условий... Иначе он не давал развода...

– Я предполагал это...

Она чувствовала себя измученной, измочаленной... Подошла на ватных ногах к широкому, в виде какой-то диковиной ладьи, дивану (с какой стороны к нему подступиться, дизайнер чертов!) и опустилась на краешек, съежилась... Это надо было пережить – такое возвращение... с ним надо было смириться, как и с тем, что этот дом, в котором она еще совсем не ориентировалась, был, оказывается, ее домом.

– А рояль... – сказал он, надевая дурацкий веселенький фартук... – Понимаете, у меня бывают разные люди, довольно известные... музыканты тоже... Вот увидите, как в субботу... – и оглянулся на ее молчание...

– Лёня... – испуганно спросила она, по-детски съеженная на краешке ладьи, – беглянка, упустившая весло... – А вы что... вы... – настолько богаты?

Он усмехнулся... Не ответил... Ей показалось, что смотрит он на нее изучающим, ироничным, даже оценивающим, взглядом... Может, ждет, как раньше, – какую еще нелепицу она сморозит, чтобы высмеять?

– Садитесь к столу... Вот салат, маслины... всякие мазилки забавные, яичница будет готова через минуту... Руки можете вымыть вон там, направо по коридору...

– Я бы хотела сначала... кое-что, в чемодане... Где... в какую комнату вы меня определили?

– Ни в какую, – ответил он спокойно, разбивая над сковородкой яйцо.

– Но... где я буду спать?

– В моей постели. Причем со мной, – и развернулся к ней, взглянул поверх очков. – Надеюсь, вы понимаете, что никуда уже не уедете?... Мне надоело шляться за вами! Я занятой человек, у меня, черт побери, бизнес... давление скачет...