Час ведьмовства

Девочки гуляли вдоль пыльной аркады возле часовни, и каждый раз старались заглянуть в расположенный за деревянными воротами монастырский садик. Дейрдре утверждала, что в этом укромном уголке растут самые удивительные цветы.

– Мне совершенно не хочется возвращаться домой, – говорила она. – Здесь так спокойно.

Спокойно! Это спокойствие доводило Риту до слез, и она плакала каждую ночь, прислушиваясь к звукам музыки, доносившимся из негритянского бара, расположенного на другой стороне улицы. Люди развлекались, и отголоски их веселья долетали даже сюда, на четвертый этаж, где находилась спальня. Иногда, убедившись, что все уже спят, она выходила на чугунный балкон и оттуда вглядывалась в море огней на Кэнал-стрит – настоящее красное зарево. Весь Новый Орлеан веселился там, а Рита оставалась взаперти в этой ужасной спальне, в обоих концах которой за занавеской храпело по монахине. Как бы она здесь выжила, если бы не Дейрдре?

Дейрдре отличалась от всех знакомых Рите девчонок. У нее были такие красивые вещи – длинные белые фланелевые халаты, украшенные кружевами.

И теперь, тридцать два года спустя, точно в таком же халате Дейрдре сидела на боковой зарешеченной террасе – «словно безмозглая идиотка в состоянии комы».

А изумрудный кулон, который нынче постоянно висит на шее Дейрдре, Рита впервые увидела еще в школе. Знаменитый изумруд Мэйфейров. Правда, в те дни Рита еще ничего о нем не слышала. Разумеется, Дейрдре не надевала кулон на занятия: в школе Святой Розы такого рода вольности считались непозволительными. Да и кому в голову придет без особого на то повода щеголять в таком старинном и дорогом украшении – ну разве что на карнавале в честь Марди-Гра.

Сейчас этот кулон в сочетании с ночной рубашкой и халатом выглядел просто зловеще. Как нелепо выглядит фамильная драгоценность на безнадежно больной женщине, пустым взглядом смотрящей на мир сквозь сетку террасы. Хотя… Кто знает? Вполне возможно, Дейрдре каким-то образом сознавала, что любимый кулон по-прежнему при ней.

Рите лишь однажды довелось держать в руках эту красоту. Они с Дейрдре остались в спальне одни и, воспользовавшись тем, что рядом не маячил никто из монахинь и не отчитывал нудным голосом за измятое покрывало, болтали, пристроившись на краешке кровати.

Рита с восторгом разглядывала изумрудный кулон – тяжелый камень в массивной золотой оправе – и вдруг заметила, что на его обратной стороне что-то выгравировано – кажется, какое-то имя. Но ей удалось разобрать только заглавную букву «Л».

– Нет-нет! Не читай! – испуганно вскрикнула Дейрдре. – Это секрет! – От волнения у нее покраснели щеки, а в глазах блеснули слезы. Однако она быстро успокоилась и – словно извиняясь – сжала руку Риты. Сердиться на Дейрдре было невозможно.

– Это настоящий изумруд? – спросила Рита.

Такая вещь, должно быть, стоила кучу денег.

– Да, настоящий, – ответила Дейрдре. – Этот кулон попал к нам из Европы, очень-очень давно. Когда-то он принадлежал моей прапрапрапрапрабабушке.

Они обе смеялись над всеми этими «прапра».

Дейрдре рассказывала об истории кулона как о чем-то совершенно обыденном, естественном. Впрочем, она никогда не важничала и в силу природной деликатности старалась не оскорблять чувства других. Ее все любили.

– Мне этот кулон перешел от мамы, – пояснила она. – А когда-нибудь я передам его… – Лицо ее на миг омрачила тень печали. – Ну, в общем… если у меня будет дочь.

Как и всем, кто сталкивался с этой странной девочкой, Рите вдруг отчаянно захотелось защитить ее, оградить от всех бед и неприятностей. Она обняла Дейрдре.

– Мама умерла, когда я была совсем маленькой, – продолжала Дейрдре, – я ее совсем не помню. Говорят, она выпала из чердачного окна. И еще говорят, что и ее мама тоже умерла молодой. Но мои тети не любят вспоминать об этом. Я думаю, что мы не такие, как остальные люди.

Рита обомлела. Ей еще ни от кого не приходилось слышать что-либо подобное.

– Что значит «не такие, как остальные люди», Диди? – спросила она.

– Я не знаю, как объяснить, – призналась Дейрдре. – Просто мы чувствуем какие-то вещи, ощущаем события. Мы безошибочно определяем отношение к себе со стороны других людей, их любовь или ненависть, знаем, когда они хотят причинить нам вред.

– Боже мой, Диди, да неужели кому-то в голову придет причинить тебе вред? – удивилась Рита. – Ты проживешь до ста лет и родишь десять детей.