– Абсолютно.
– Может, опять в командировке, на Заливе к примеру?
Эш снова покачала головой:
– Я с его секретаршей разговаривала. У него тут кое-какие дела, провозится до конца следующей недели.
– Может, стоило ему встречу предложить? – Я вздохнул.—Талант лжеца пропадает… А так бы намекнул, что у меня есть фотка, как Саддам Хуссейн мучает ослика.
Мы помуссировали тему. Эш предлагала звякнуть ему: так, мол, и так, увидела тебя по телику, узнала, что ты в Лондоне, так и я сейчас в Лондоне, и как насчет пропустить где-нибудь по кружечке. Но я не пришел в восторг от идеи. В Берлине Пакстон-Марр не пожелал представиться, в остальном же дал волю языку. Звонок Эшли может ему напомнить об этом проколе, и он насторожится. Вот о чем говорила моя интуиция, к этому времени грозившая перерасти в паранойю. Предпочтительней устроить «случайную» встречу – так мне казалось, когда я звонил Эш из папиного кабинета в Лохгайре.
Но теперь я готов был допустить, что мог тогда и ошибаться.
– Как у твоего мага и чародея дела? – спросил я.
– У кого? – недоуменно взглянула на меня Эш.– А, ты про доктора Гонзо… Все еще возится с файлами. Ты ж ему не просто труху подсунул, а битую труху. И где твой отец это все хранил? В телевизоре? Впрочем, доктор Гонзо надежды не теряет.
– Доктор Гонзо[99]? – резковато переспросил я.
– Да не пялься ты на меня так, Прентис,– осерчала Эш.– Чувак тебе добро делает, из любви к искусству. И у него докторская степень.
Я улыбнулся:
– Извини.
– Ладно. Предположим, добрый доктор расшифрует твою труху. В каком формате тебе нужны файлы?
– Что значит – в каком формате?
– Вот черт… На твоем «Компаке» что за текстовый редактор?
– Э-э… «Уордстар»,– кивнул я с видом знатока.
– Версия? Номер?
– Э-э… чтобы это выяснить, придется к тебе его везти. Впрочем, можно сделать проще. Попроси, чтобы доктор Гонзо распечатал и прислал мне. Годится?
Она пожала плечами:
– Дело твое. А можно и через модем скинуть. Электронная почта работает в миллионы раз быстрее любой другой.
– Знаешь, не очень дружу с компьютерами, если нет джойстика и кнопки «пли». Меня вполне устроит авиапочта. И обычная бумага.
– Как скажешь.– Она встала и звякнула нашими кружками.– Повторить?
– Мне – крепенького.
– Сорт значение имеет?
– Да нет, без разницы.
Я принципиально чередовал пиво и виски. Уютней, когда один стакан всегда перед тобой.
Эш пошла к стойке бара. Я по-прежнему нервничал, ожидая встречи с Пакстоном-Марром. И твердил себе, что все не так уж и плохо складывается, мы, потрясенные папиной гибелью, приходим в себя (разве что за исключением дяди Хеймиша), и я, может быть, узнаю, что написал дядя Рори, и с деньгами нет проблем, и судимость я не схлопотал. Вновь я добропорядочный представитель молодого поколения, прилежно учусь в универе. Будни в основном провожу в Глазго, а на выходные езжу в Лохгайр, кроме тех случаев, когда мама, иногда вместе с Джеймсом, приезжает ко мне. После смерти папы я только один раз нажрался как свинья, и то по уважительной причине: Тэтчер подала в отставку.
В Глазго мне предстояло жить еще год, и адвокат Блок подыскал приличную квартирку. Раньше эта жилплощадь принадлежала некой миссис Иппот. В преклонном возрасте она скончалась, не оставив завещания, а при жизни обещала разделить свое немалое состояние между многочисленными родственниками, засыпав их противоречивыми письмами. Такие клиенты, как миссис Иппот, снятся адвокатам в сладких снах. Ветви ее большой семьи люто ненавидели друг друга, и смерть богатенькой дамы обрекла враждующие группировки на бесконечное сутяжничество.
У меня возникло предположение, что миссис Иппот ненавидела всех своих родственников и придумала идеальный способ им насолить. Судебный процесс затянется на десятилетия, а потом денежки, не доставшиеся законникам, приберут к рукам налоговики. Уж лучше бы она отдала все свое состояние Обществу защиты животных – на строительство кошачьего приюта. Это было бы стократ гуманнее. Хотя, имея возможность сказать из могилы своей родне все, что ты о ней думаешь, трудно удержаться от такого соблазна.
Итак, я жил в огромном особняке миссис Иппот в Парк-терис, с видом на Келвингроув-парк и текущую через него реку Келвин. Слева вздымалось величавое здание музея и картинной галереи, а на холме справа, окаймленный черными кронами деревьев, в серое осеннее небо возносил свою викторианскую спесь университет.