Воронья дорога

– Дядя Фергюс,– с натянутой улыбкой перебил я его,– извините меня за этот визит. Я веду себя как придурок. Даже не знаю, что на меня нашло…– Я потупился, сокрушенно покачал головой.– В голове такая каша… Да и не высыпаюсь давно.– И с глупой бодростью улыбнулся: – Слишком много телик смотрю, наверное.– Я нарисовал рукой в воздухе кружок, намекая на шурум-бурум в новейшей истории, и закончил: – Вы уж на меня не сердитесь.

Фергюс на миг посерьезнел, потом чуть растянул губы в улыбочке и опять сложил руки на груди.

– Ну да. Наверное, сам уже понял, наш разговор маленько смахивает на бред.

– И это еще слабо сказано,– согласился я и вытер шнобель носовым платочком.

– Выпить точно не желаешь?

Я помотал головой и запихнул сморкалку в карман джинсов.

– Не, спасибо, я ж за рулем. Домой поеду.

– Ну, наше дело предложить.

Он меня проводил до выхода. В дверном проеме похлопал по плечу.

– Не нервничай, Прентис, все уляжется.

– Ага,– не стал спорить я.

– Да, кстати. Не знаю, говорила ли тебе мать насчет…

– Оперы в пятницу? – улыбнулся я. Фергюс тоже улыбнулся, всколыхнув подбородки.

– Значит, говорила.

– Да,– подтвердил я.– Без проблем.

– Ну и слава богу,– протянул он мне руку.– Все будет прекрасно.

Я ее пожал со словами «спасибо, дядя». Он кивнул, и я спустился по парадной лестнице и зашагал по гравиевой дорожке к «гольфу».

Фергюс мне помахал на прощание. Вид у него был озабоченно-ободряющий.

«Гольф» вперевалочку скатился с холма; когда дорожка выровнялась, я воткнул передачу и вырулил на узкую асфальтовую ленту, что огибала холм и упиралась в большак между Галланахом и Лохгилпхедом. На перекрестке я тормознул. Посидел маленько. Поднял правую ладонь, вгляделся, плюнул на нее и с силой потер о ляжку. Нож вместе с ножнами выдернул и бросил на коврик перед пассажирским сиденьем. Посмотрел в зеркало заднего вида, там сквозь голые ветви деревьев отсвечивал верх замка – парапеты и серебристый купол обсерватории.

– Суду все ясно, ублюдок,– услышал я собственный голос. И, быстро глянув вправо-влево, с ревом погнал «фолькс» по шоссе.

Когда я добрался до Лохгайра, внутренний двор пустовал, а вторая дверь нашего дома была на запоре. Я поставил во дворе «гольф» и вышел. Руки тряслись, и вообще было самочувствие, будто я капитально вмазал.

Я постоял, усиленно подышал свежим воздухом, послушал птичий грай: над спускающейся к лоху дорожкой кричали чайки, вороны устроили очумелое хоровое карканье в кронах деревьев. У меня колотилось сердце, дрожащие руки сильно потели. Пришлось даже спиной прислониться к боку машины. Я закрыл глаза. Птичья какофония сменилась ревом в ушах.

Господи, подумалось мне, если я сейчас так себя чувствую, каково должно быть Фергюсу? Коли я прав, а он – виноват? Сейчас бы понаблюдать за ним, последить. Да вот незадача: я на ногах едва стою, а уж о том, чтобы поехать снова в замок на машине, и думать глупо. Да и будь у меня на это силы, где набраться храбрости?

Мало-помалу я очухался, но вместо того чтобы пойти в дом, отправился на прогулку по рощицам и холмам и посидел на руине древней стены на пригорке, у пирамиды, возле которой папа однажды рассказал нам, мальцам, про мифозавров. В пастельных солнечных красках, профильтрованных тонкими облаками, я видел внизу деревья и лох; между тем ветерок свежел. Снова и снова я «проигрывал» сцену в библиотеке, воспроизводя каждое слово, каждый миг, каждый нюанс тона и фразопостроения, каждую микроскопическую деталь бессознательной жестикуляции и мимики. В обостренном тревогой восприятии тут дело или просто в параноидальной подозрительности, не знаю, да и не суть – главное, что я все запомнил в мельчайших подробностях.

Иногда поведение Фергюса казалось мне совершенно естественным, и тогда все мои домыслы, все предположения становились чудовищно абсурдными. Ну конечно, на этом человеке нет никакой вины, это у меня съехала крыша. Да и будь он виновен, кто я такой, чтобы судить?

А потом вдруг в каждой модуляции его голоса, в каждом жесте начинала сквозить ложь. Все детали по отдельности правдоподобны, но в целом – неестественно. Он отвечал именно той реакцией, какой от него могли ждать. Правильной реакцией. Но разве в жизни люди реагируют правильно, когда им в лицо бросают такие обвинения?

М-да… поди разбери, что тут правильно, а что неправильно. Кто я вам, психоаналитик?