Артур и Джордж

Артур встретился с Вудом в отеле «Императорская фамилия» на Темпл-стрит. Там было больше шансов остаться неузнанным, чем в «Гранд-Отеле», где при обычных обстоятельствах он скорее всего остановился бы. Им требовалось свести к минимуму возможность появления дразнящего заголовка на странице светской хроники «Газетт» или «Пост»: ЧТО ШЕРЛОК ХОЛМС ЗАТЕВАЕТ В БИРМИНГЕМЕ?

Первая их вылазка в Грейт-Уайрли была намечена на вторую половину следующего дня. Используя декабрьские сумерки, они доберутся до дома священника елико возможно незаметнее и вернутся в Бирмингем сразу же после завершения своего дела там. Артур сгорал от желания посетить театрального костюмера и обзавестись накладной бородой для этой экспедиции, но Вуд возразил. Он считал, что в результате это привлечет к ним больше внимания, а не меньше: безусловно, посещение костюмера гарантирует нежеланную заметку в местной прессе. Поднятый воротник, кашне и газета перед глазами в поезде вполне позволят им достигнуть Уайрли незамеченными; а оттуда они просто пройдутся до дома священника по плохо освещенному проселку, будто…

— Будто кто? — спросил Артур.

— Но нужно ли нам притворяться? — Вуд и с практической, и с психологической точки зрения не понимал, почему его патрон так настаивал на переодевании. По его мнению, неотъемлемое право англичанина состоит в том, чтобы предложить посторонним — и особенно со вкусом к сплетням — не лезть не в свое дело.

— Непременно. Ради нас же самих. Мы должны. Мы должны думать о себе, как… о… м-м-м… вот-вот!., как об эмиссарах Церковной комиссии, приехавших в ответ на доклад местного священника о состоянии Святого Марка.

— Но это же относительно новая церковь солидной постройки, — возразил Вуд. Затем он перехватил взгляд своего патрона. — Ну, если вы настаиваете, сэр Артур.

На платформе Нью-стрит под вечер следующего дня они выбрали вагон с таким расчетом, чтобы в Уайрли и Чёрчбридже сойти как можно дальше от станционного здания. С помощью этой стратагемы они надеялись избежать любопытствующих взглядов других сходящих там пассажиров. Но по прибытии туда никто больше с поезда не сошел, и потому церковные самозванцы оказались под особо взыскующим взором начальника станции. Оборонительно подтянув кашне над усами, Артур ощутил прилив почти проказливости. Ты меня не знаешь, думал он, но я тебя знаю: Альберт Эрнест Мерримен, сын Сэмюэля. Что за приключение!

Он последовал за Вудом по темному проселку. В одном месте они обошли стороной пивную, но единственным признаком жизни там был вольготно развалившийся на крыльце мужчина, старательно жующий свою кепку. Через восемь-девять минут, лишь изредка поникая под газовым фонарем, они приблизились к тусклой массивности Святого Марка с высокой двускатной крышей. Вуд повел своего патрона вдоль южной стены настолько близко, что Артур успел заметить в серости камней фиолетово-красные прожилки. Когда они миновали вход, взгляду открылись два здания примерно в тридцати ярдах от западного угла церкви: справа — школьное с еле заметным ромбовидным узором из более светлых кирпичей, слева — более солидный дом священника. Несколько секунд спустя Артур поглядел на широкую ступеньку, где пятнадцать лет назад был положен ключ от уолсоллской школы. Когда он взялся за дверной молоток, примериваясь, как постучать не чересчур громко, он представил себе более грохочущее появление инспектора Кэмпбелла с его отрядом особых констеблей и сумятицу, которую они внесли в этот тихий дом.

Священник, его жена и дочь ожидали их. Сэр Артур немедленно определил источник простых вежливых манер Джорджа, а также его самодостаточности. Семья была рада его приходу, но без восторженности, сознавала его славу, но без благоговейности. Он испытал облегчение, вопреки обыкновению оказавшись в обществе трех людей, не прочитавших, он готов был побиться об заклад, ни единой из его книг.

Священник был более светлокожим, чем его сын, с плоской макушкой, лысеющий от висков, с оттенком бульдожести в характере. Джордж унаследовал его рот, но вот глаза выглядели одновременно и более красивыми, и более восточными.

Достаются толстые пачки документов. Артур наугад вытаскивает конверт: письмо из одного листа, сложенного в четыре плотно исписанные странички.

«Мой дорогой Сапурджи, — читает он, — имею большое удовольствие сообщить тебе, что наше намерение теперь пересмотреть преследования священника!!! (позор Грейт-Уайрли)». — Уверенный почерк, подумал он, а не просто четкий. — «…некий приют для умалишенных ближе, чем в сотне миль от твоего трижды проклятого дома… и что ты будешь насильно увезен, если позволишь себе выражать свое мнение». — Пока ни единой орфографической ошибки. — «Я пошлю двойное количество самых адских открыток при первом же удобном случае от твоего имени и от имени Шарлотты». — Шарлотта — предположительно жена священника. — «Месть тебе и Бруксу…» — Фамилия знакомая по его розыскам. — «…послал письмо от его имени в „Курьер“, что он не станет отвечать за долги своей жены… Повторю, постановления о сумасшествии не потребует, чтобы тебя забрали, поскольку эти личности наверняка тебя арестуют».