Артур и Джордж

Джентльмены проследовали в кабинет капитана Энсона, где огонь пылал вовсю. Дойль воспринял лоск свежего угля в медном ведерке, отполированные корешки переплетенных журналов, сверкающую подставку с тремя графинами, лакированное брюхо раздутой рыбы в витрине. Все сияло и переливалось, даже пара ветвистых рогов какого-то заграничного животного — скандинавского лося, предположил он, — не была обделена усердием горничной.

Он извлек сигару из пододвинутого ящичка и покатал ее между пальцами. Энсон передал ему перочинный нож и сигарные спички.

— Я против использования новинки для обрезания сигар, — объявил он. — И навсегда останусь верен хорошо наточенному ножичку.

Дойль кивнул, наклонился для этой операции, а затем щелчком отправил отрезанный кончик в камин.

— Как я слышал, научный прогресс осчастливил нас изобретением электрической зажигалки для сигар?

— Если так, то до Хайнхеда она еще не добралась, — ответил Дойль, уклоняясь от роли столицы, похлопывающей провинцию по плечу. Однако он распознал потребность гостеприимного хозяина утвердить свое первенство в собственном кабинете. Если так, то он ему поможет. — Лось, — предположил он, — возможно, из южной Канады?

— Из Швеции, — ответил главный констебль почти быстровато. — Ваш сыщик такой ошибки не допустил бы.

А, так мы начнем с этого, да? Дойль следил, как Энсон раскуривает свою сигару. Вспышка спички на миг заставила блеснуть стаффордский узел в булавке его галстука.

— Бланш читает ваши книги, — сказал главный констебль, слегка кивнув, словно это исчерпывало вопрос. — Кроме того, она очень любит романы миссис Брэддон.

Дойль ощутил внезапную боль — литературный эквивалент подагры. И тут же последовал новый спазм, когда Энсон продолжил:

— Сам я почитываю Стэнли Уэймена.

— Превосходно, — ответил Дойль, — превосходно. — Под этим он подразумевал: превосходно, что вы предпочитаете его, в той мере, в какой это касается меня.

— Видите ли, Дойль… Я уверен, вы не против, если я буду говорить прямо? Возможно, я не такой уж знаток книг, но в качестве главного констебля я неизбежно оцениваю ситуации с более профессиональной точки зрения, чем, полагаю, большинство ваших читателей. То, что полицейские, которых вы вводите в свои рассказы, не подходят для выполнения своих обязанностей, необходимо для логики ваших выдумок, мне понятно. Как мог бы ваш ученый сыщик сиять, если бы его не окружали олухи?

Вызов, не заслуживающий возражений.

— «Олухи» едва ли подходящее определение для Лестрейда, и Грегсона, и Гопкинса, и… о, это вовсе…

— Да, я полностью понимаю ваши основания, Дойль. Но в реальном мире…

Тут Дойль более или менее перестал слушать. В любом случае его мысли зацепились за слова «в реальном мире». До чего же легко все понимают, что реально, а что нет. Мир, в котором почти незрячий молодой солиситор был приговорен к тюремному заключению в Портленде… мир, в котором Холмс распутывал очередную загадку, недоступную умам Лестрейда и его коллег… или потусторонний мир, мир за закрытой дверью, сквозь которую так легко проскользнула Туи. Некоторые люди верят только в один из этих миров, некоторые — в два, горстка — во все три. Почему люди считают, что прогресс слагается из того, чтобы верить меньше, а не больше, не в том, чтобы распахнуть себя для большего во вселенной?

— …вот почему, мой милый, я без прямого предписания министерства внутренних дел не стану снабжать моих инспекторов шприцами с кокаином, а моих сержантов и констеблей — скрипками.

Дойль наклоняет голову, словно признавая чувствительный удар. Но с него было довольно актерства и гостеприличности.

— Ну так к делу. Вы прочли мой анализ.

— Я прочел ваш… рассказец, — ответил Энсон. — Прискорбное дело, ничего не скажешь. Цепь ошибок. Все можно было бы задушить в зародыше заметно раньше.

Откровенность Энсона удивила Дойля.

— Рад слышать это от вас. Какие ошибки вы имеете в виду?

— Да этой семьи. Вот где все пошло наперекосяк. Семьи жены. Что им взбрело в головы? Дойль, право же! Ваша племянница настаивает на том, чтобы выйти за парса, ее не удается отговорить, и что же вы делаете? Вы обеспечиваете этого субъекта приходом… ЗДЕСЬ. В Грейт-Уайрли. С тем же успехом вы могли бы назначить ирландского бунтаря главным констеблем Стаффордшира и умыть руки.

— Я склонен согласиться с вами, — ответил Дойль. — Без сомнения, его покровитель желал продемонстрировать вселенскость Англиканской Церкви. Сам священник, по моему суждению, и приятный, и глубоко верующий человек, который заботится о приходе во всю меру своих сил. Однако появление цветного священника в таком грубо невежественном приходе обязательно должно было привести к возникновению прискорбной ситуации. Бесспорно, этот эксперимент не следует повторять.