Марта Квест

— Зайдите ко мне на минутку, мисс Квест. — И нетерпеливо добавил: — Если вам не трудно.

Таковы были правила обращения с персоналом, установленные мистером Коэном.

Марта зашла в кабинет и получила предлинный и довольно сложный документ; пробежав его глазами, она увидела, что утром уже перепечатывала его.

— Видите ли, мисс Квест, — сказал смущенно и с несколько натянутой улыбкой мистер Робинсон, — вы, должно быть, думали о чем-то другом, когда печатали это.

Мистеру Робинсону было лет двадцать пять, и он еще стажировался. Но молодости в нем не чувствовалось. Стройный, среднего роста и атлетического сложения, он двигался энергично, чуть склонившись вперед, точно натянутая тетива. Он был весь какой-то серый и чинный: светлые, гладко зачесанные и густо напомаженные волосы лежали волосок к волоску; губы были тонкие, нетерпеливые, плотно сжатые, а серые, глубоко посаженные красивые и умные глаза много теряли оттого, что их взгляд не умел смягчаться. Мистер Робинсон хорошо знал право, но хорошим юристом пока еще не стал, да и едва ли мог им стать. Он быстро терял терпение в разговоре с капризным клиентом и не раз выскакивал из кабинета вконец взбешенный, после того как вся контора в течение нескольких минут слушала гневные раскаты его голоса; он кричал, перебивая кого-то: «К сожалению, в университете юристов не учат разговаривать с дураками». Он и с женщинами бывал груб, а отдав приказание или отчитав за что-нибудь, старался смягчить впечатление натянутой улыбкой. В конторе все считали, что, когда Марта подучится, она станет личным секретарем мистера Робинсона, но ни он, ни она не очень ждали наступления этого часа. Он предпочитал иметь дело с миссис Басс и перегружал ее работой, хотя ей полагалось работать только на мистера Коэна.

Сейчас он изо всех сил старался произвести приятное впечатление на Марту, но это ему не удалось, и она вышла от него с испорченным документом в руках, не менее раздраженная, чем он сам.

Теперь у нее полегчало на душе. Она, конечно, ни за что не успеет до закрытия магазина купить себе платье. И двадцать фунтов останутся у нее в кармане, а не будут истрачены на платье-модель, за которое ей придется выплачивать по десять шиллингов в месяц. Все решилось без всякого ее участия, мозг ее был избавлен от докучных размышлений; она перепечатала документ почти так же быстро и аккуратно, как это сделала бы миссис Басс, и положила на стол мистера Робинсона задолго до часу дня.

— Одну минутку, — бросил он и поспешно добавил: — Подождите, пожалуйста. — Он взял документ, прочел его и посмотрел на Марту со своей странной улыбкой. — Если вы могли выполнить эту работу так хорошо сейчас, почему же вы не сделали этого раньше? — спросил он.

Марта помолчала и вдруг, сама не понимая, как это случилось, весело принялась рассказывать ему про платье; она хотела остановиться — не следовало ей про это говорить, но неодолимое нервное напряжение, похожее на то, которое побудило ее попросить Донавана ее поцеловать, уже овладело девушкой, и она не могла ни остановиться, ни перейти на естественный тон. Мистер Робинсон чувствовал себя весьма неловко — он терпеть не мог разговоров о личных делах, и, когда Марта, запинаясь, довела свой рассказ до конца, он был так же красен и смущен, как и она.

— Если хотите послушаться моего совета, мисс Квест, хотя это, конечно, не мое дело, — держитесь подальше от акул, которые заманивают девушек в свои ловушки. Сколько ко мне приходит клиенток и, обливаясь горючими слезами, просят помочь, когда помочь им уже ничто не в силах. А покупать платье за двадцать фунтов такой молоденькой девушке, как вы, — просто безумие, — закончил он, точно сам был глубоким стариком. Потом, взглянув на ее помрачневшее лицо, добавил: — А впрочем, это ваше дело. Пришлите мне, пожалуйста, миссис Басс. Если, конечно, она свободна.

Выйдя из его кабинета, Марта обнаружила, что в большой комнате почти никого нет. Она взяла сумочку и, выскочив на улицу, чтобы избежать встречи с товарками, чуть ли не бегом заспешила по Главной улице к витрине, где было выставлено платье.

Перед войной женщина считалась красивой, если она была высокая, широкоплечая, с узкими бедрами и длинными ногами. Помимо книг, заполнявших комнату Марты, там было немало журналов, и на картинках у всех женщин были такие фигуры. И когда Марта видела свое отражение, когда представляла себе, как она выглядит в том или ином платье, она мысленно вытягивала себя в высоту, сужала, придавала себе изящные позы: вот она пересекает комнату под огнем восхищенных взглядов — совсем другая женщина, не похожая на ту, какая она на самом деле. А Донаван видел в ней сырой материал и собирался формовать его сообразно со своими вкусами. Но это платье побуждало забыть все ложные представления о красоте, и Марта восторженно, чуть ли не с болью, рассматривала его: магазин был закрыт, и она знала, что уже не купит платья. Девушка чувствовала, что стоит ей надеть это платье, и она станет совсем иной — не только в собственных глазах, но и в глазах других, — такой, какова она на самом деле. И платье предназначено именно для этой, пока никому не ведомой Марты. Оно было ярко-синее, из какой-то красивой прозрачной шелковистой материи. По узкому, облегающему лифу были разбросаны мелкие блестки, сверкавшие, как бриллиантики, и такими же бриллиантиками были осыпаны банты на широкой юбке. Не платье, а мечта — плечи чуть задрапированы, а юбка широкая, вся в фалдах. Но стоило Марте назвать про себя это платье «мечтой», как она вспомнила Донавана, и от ее уверенности не осталось и следа: он такого платья ей бы не выбрал.