Клей

Может, так действует его ухмылка во всю харю, его энтизиазм насчёт всего и, конечно, сам факт, что я уже отчаялся хоть кому-нибудь присунуть, но подобный расклад кажется мне не самым худшим.

На горизонте замаячил шпиль церкви, вот мы и в районе. Терри настаивает, чтоб мы пошли в «Улей». Я в пабах не так чтобы часто бывал и ни разу ещё в «Улье». Я в пабах не так чтобы часто бывал и ни разу ещё в «Улье» не пробовал заказывать.

– Пойдём, дрочила, когда ты станешь завсегдатаем в «Ульек», все крошки будут под впечатлением. Нельзя всю жизнь оставаться школьником, – улыбнулся он и добавил с осуждением: – Говорят, ты хочешь остаться в школе.

– Не знаю ещё, это зависит от моей…

Мне так и не удалось объяснить.

– Потом ты пойдёшь в колледж – та же школа, потом станешь учителем и вернёшься в школу. Так ты никогда и не уйдёшь из школы. И денег у тебя не будет, – сказал он, понизив голос. Мы уже поднимались на холм мимо магазинов к низенькому домику паба. Тут он остановился и положил руки мне на плечи. – И вот что я тебе ещё скажу, дружище: небольшую формулу, которой в школе меня так и не удосужились научить. Малюсенькое такое математическое решение, которое помогло бы сохранять мне кучу времени и уберечь от множества неприятностей, вот оно: нет бабок равно нет тёлок. – Он отошёл, весь такой довольный, подождать, пока это просочится мне в голову. Тут он всунул мне полученную от Люси пятёрку: – Пойди к стойке и закажи две пинты лагера. Вот так: «две пинты светлого», – низким голосом сказал он, – а не «две пинты светлого», – повторил он высоким визгливым тоном. – Не заставляй меня краснеть, как этот ослик Голли. Я привёл его сюда, он пошёл к стойке и говорит: мистер, пожалуйста, две пинты пива, как будто шоколадку попросил.

Бывая я и в пабах, и в «Тартан-клубе» был сто раз.

– Знаю я, как выпивку заказывать, хуесос ты грёбаный.

Короче, мы зашли, и я направился к стойке. Путь показался мне неблизким, и все вокруг смотрели на меня, будто говоря «до восемнадцати ему ещё расти и расти». Когда я добрался, бармен уже кивнул мне, и я почувствовал, что голос у меня срывается.

– Две пинты светлого, пожалуйста, старина, – прохрипел я.

– Горло болит, приятель? – смеётся бармен, а за ним и Терри и ещё пара пацанов у стойки.

– Да нет, просто… – почти пропищал я, и всё чуть не обоссались от смеха.

Всё равно нам наливают, и Терри садится в углу. Руки у меня дрожат, и по дороге к столику я разливаю чуть не полкружки.

– Отлично, Карл, молодчина. – Терри поднял кружку и сделал большой глоток. Тут он закачал головой. – Сучка эта Памела, всё пиздит про меня Люси.

– Она всего лишь защищает свою подружку, Терри. У девчонок ведь такие же правила.

– Ни фига подобного, – замотал головой Терри, – у тёлок всё по-другому. Нам их игры не понять, Карл. Сучка хочет, а её никто не фачит. Вот потому она так и озлобилась, что Люси помолвлена. Тут есть и моя вина, нужно было с ней разобраться.

– Как?

– Да присунуть ей в промежность, чтобы рот свой заткнула. Хочешь фачиться – твои проблемы. В этом разница между мужчинами и женщинами. Если тёлку никто не кроет, она становится злобной и завистливой. У нас всё иначе, – говорит он и далет большой глоток. – Сдачу на базу, хитрый засранец, я возьму ещё.

Я передал ему купюры и монеты, и он поскакал к бару. С трудом проглатывая, я попытался прикончить пинту или хотя бы заметно отпить, пока он не пришёл с добавкой. Когда он я вился с пивом, у него уже явно было что-то на уме.

– Слушай, Карл, я вот что подумал: мне либо самому придётся эту Памелу оприходовать, либо попросить кого-нибудь. Ты уже занят, так что мне, может, за Бирреллом послать? Хоть отвлечётся от нашей Ивон на время. Представь себе, как этот ананюга, типа, тёлку забалтывает. – Терри блестяще изобразил Биррелла, его сжатую, монотонную манеру: – Я Билли. Живу в Стенхаусе. Играю в футбол, занимаюсь боксом. Приходится много тренироваться. Беспредел. Хорошая погода. Не желаешь вступить со мной в половой акт?

В общем, сидели мы там, обоссывались от смеха, одна шутка шла за другой. Мы с Терри, когда раздухаримся, можем хоть для «Монти Пайтона» сценарии писать. Послей третьей пинты я позвонил домой и сказал маме, чтоб они оставила мне поужинать и что я приду попозже. Сказал, что перекусил в «Звёздах». Они ничего не сказала, но я понял, что она не слишком довольна. Когда я вернулся, к нам подошёл какой-то мужик. Терри заставил меня покраснеть, сказав, что это дядя Мэгги, и представив меня как «близкого друга» его племянницы.