Лэшер

Второму из членов ордена, Клементу Норгану, все еще было явно не по себе. Должно быть, во время схватки с Майклом он весьма чувствительно ударился о стену. Лицо его покраснело, дышал он тяжело и хрипло. Устроившись на дальнем конце стола, он мелкими глотками пил воду из стакана. Взгляд его тревожно перебегал с Лэшера на Майкла. Столов спокойно восседал слева от своего товарища по ордену.

Эрон сидел рядом с Майклом, предусмотрительно придерживая его руку повыше локтя. Майкл с удивлением ощутил, как крепка и сильна хватка этого далеко не молодого уже человека.

И вот Лэшер заговорил.

– Итак, я снова в этом доме, – торжественно изрек он.

Голос его слегка дрожал и все же сохранял глубину, звучность и уверенность в своей красоте, в безупречности отточенного произношения.

– Пусть говорит, – произнес Эрон. – Нас здесь четверо. И если мы будем действовать заодно, он от нас не уйдет. Роуан ничто не угрожает. Пусть говорит.

– Да, вы правы, – подхватил Столов. – Он от нас не уйдет. Пусть расскажет нам все, что намеревался. Думаю, Майкл, вы должны выслушать его объяснения. По-моему, это очевидно.

– Этот гад всегда действует хитростью, – пробормотал Майкл. – И сейчас додумался отослать прочь сиделок. И охранников тоже. Прикинулся священником. Ловко придумано, ничего не скажешь. Они сразу поверили тебе, отец Эшлер? Или ты представился как-нибудь иначе?

Губы Лэшера тронула горькая улыбка.

– Отец Эшлер, – прошептал он, а потом влажным розовым языком провел по губам и плотно сжал их.

Внезапно Майкл вновь заметил сходство Лэшера с Роуан, которое так поразило его в тот памятный рождественский день. Изящно очерченные скулы, высокий лоб, слегка удлиненный разрез глаз. Однако цветом и открытым сияющим взглядом эти глаза скорее напоминали глаза самого Майкла.

– Роуан не знает, что сейчас все ее оставили, – печально произнес Лэшер. Слова медленно слетали с его губ, взор беспрестанно скользил по комнате, проникая в самые дальние и темные углы. – Зачем ей сиделки? Она не знает, кто стоит рядом с ней, кто плачет по ней, кто любит ее, кто скорбит о ней. Ее дитя умерло еще в утробе. И других детей у нее не будет. Все, что случится дальше, ее не касается. История ее жизни завершена.

Майкл дернулся, намереваясь встать, но Эрон крепко держал его руку. Те двое, что сидели на другом конце стола, тоже бросили на Майкла предупреждающие взгляды. Лэшер, судя по всему, ничуть не испугался.

– Вы хотели рассказать нам историю своей собственной жизни. – Голос Столова звучал так робко, словно он обращался к монарху или же к призраку. – И мы готовы слушать.

– Да, я расскажу вам все, – заверил Лэшер и снова улыбнулся – на этот раз смело и открыто. – Теперь, когда я обрел плоть и кровь, я расскажу вам все, что мне известно. А знаю я немало. И после того как я закончу рассказ, вы сможете вынести свое суждение.

Майкл внезапно рассмеялся коротким горьким смехом, столь резким, что остальные вздрогнули. Он презрительно взглянул на Лэшера.

– Будь по-твоему, mon fils, – произнес он, старательно выговаривая французские слова. – Только помни, что ты обещал папочке. Не вздумай пудрить нам мозги. Ни слова лжи.

Взгляды их встретились, и в течение долгого, томительного мгновения ни один не отводил глаз. Наконец Лэшер, слегка вздрогнув, заговорил с прежней торжественностью.

– Майкл, – изрек он. – Я не собираюсь сейчас рассказывать о столетиях, проведенных во тьме небытия. Я не собираюсь рассказывать о бесплотном создании, погруженном в отчаяние и не имеющем ни памяти, ни истории, ни надежд. О создании, навеки обреченном на печаль, страдания и горечь неисполнимых желаний.

Глаза Майкла злобно сузились, но он ничего не ответил.

– Я хочу вам рассказать свою историю. Вы узнаете, кем я был до того, как смерть разлучила меня с плотью. Узнаете, почему я столь страстно желал вновь обрести плоть.

Лэшер вскинул обе руки и картинным жестом скрестил их на груди.

– Давай рассказывай, хватит фиглярствовать, – насмешливо бросил Майкл. – Если не знаешь, как: начать, начни как положено сказочнику: «Давным-давно, в незапамятные времена…»

– В незапамятные времена… – повторил Лэшер, словно не заметив иронии. – В незапамятные времена, задолго до того, как Сюзанна произнесла заклинание на священном каменном круге, – медленно и задумчиво продолжал он. – В незапамятные времена я был жив. Я обладал живой плотью и кровью, в точности как сейчас.