Лэшер

– Эмалет… – повторила мать. А потом вдруг заговорила, торопливо и страстно: – Послушай меня, моя маленькая девочка. Я попала в беду. Я больна и слаба. Я умираю с голоду. Ты находишься в моей утробе и, слава богу, получаешь то, что тебе необходимо, истощая мою кровь, разрушая мои кости, мои зубы. Но я слабею с каждым днем. Он снова связал меня. Ты должна мне помочь. Что мне сделать, чтобы спасти нас обеих?

«Мама, он любит нас, – беззвучно отвечала Эмалет. – Любит тебя и любит меня. Он хочет заполнить мир нашими детьми».

Мать в ответ лишь застонала.

– Не шевелись, Эмалет, – взмолилась она некоторое время спустя. – Мне больно. Мне очень плохо.

Она корчилась на кровати, руки ее и ноги были привязаны к четырем столбикам, а навязчивый аромат цветов вызывал тошноту.

Эмалет оставалось лишь плакать. Печаль, охватившая мать, пронзала ее невыносимой горечью. Она видела мать так же отчетливо, как видел ее отец, видела ее осунувшееся, изнуренное лицо. Темные круги под глазами делали мать похожей на сову. И Эмалет видела сову в дремучих зарослях леса.

– Дорогая, послушай, – вновь обратилась к ней мать. – Ты не можешь находиться во мне вечно. Скоро ты появишься на свет, а я, скорее всего, умру. Эмалет… Мгновение твоего рождения станет мгновением моей смерти.

«Нет, мама, нет!»

Всем своим существом Эмалет воспротивилась этим словам. Мысль о смерти матери ужаснула ее. Она знала, что такое смерть. Она ощущала аромат смерти. Она видела, как стрела пронзила летящую сову и та упала наземь. Деревья испуганно зашелестели. Эмалет знала смерть так же хорошо, как она знала окружавшую ее со всех сторон воду. А еще она знала свою собственную кожу и волосы, которых она касалась пальцами и прижимала к губам. То, что умерло, не может жить. Ей вспомнились длинные рассказы отца – истории о прекрасной горной долине, куда они отправятся вместе и где обретут силу.

«Помни, – сказал как-то отец. – Люди, населяющие этот мир, не знают пощады к тем, кто не похож на них самих. И ты тоже должна быть беспощадна. Ты, моя дочь, моя жена, моя маленькая мать».

«Не умирай, мама. Ты не можешь умереть. Не умирай!»

– Я делаю все, что в моих силах, моя дорогая. Но послушай. Твой отец одержим безумием. Мечты, которые он лелеет, ужасны. Когда ты родишься, ты должна бежать отсюда. Должна освободиться от него и от меня и найти тех, кто сумеет тебе помочь.

И мать вновь залилась слезами. Раздавленная горем, она безутешно рыдала, сотрясаясь всем телом.

Отец вернулся. Эмалет услышала, как поворачивается в замке ключ, ощутила запах отца и чего-то съестного.

– Погляди, что я принес тебе, моя драгоценная, – раздался его голос. – Апельсиновый сок, и молоко, и много всего вкусного.

Он опустился на кровать рядом с матерью.

– О, ждать осталось совсем недолго! – воскликнул он. – Я вижу, как она шевелится. И груди твои наполняются молоком.

Мать ответила ему пронзительным криком. Отец зажал ей рот ладонью, и она попыталась укусить его за пальцы.

Эмалет тихонько плакала. Все это было так: ужасно. Непроглядная темнота окружала ее. Каков он, мир, сулящий столько страданий? Мир этот пугал ее и отталкивал. Ей хотелось, чтобы отец и мать замолчали, чтобы уста их перестали извергать потоки ненависти. Она отчаянно упиралась в крышу своей тесной обители. И представляла, как появится наконец на свет, наберет охапку листьев и заткнет рты матери и отца, лишив их возможности обижать и оскорблять друг друга.

– Нет, ты все-таки выпьешь молоко, ты выпьешь апельсиновый сок, – требовал отец, и голос его дрожал от ярости.

– Если ты хочешь, чтобы я это сделала, развяжи меня. Я буду есть, если только смогу сидеть на кровати.

«Прошу тебя, отец, не обижай маму, – молила Эмалет. – Сердце ее полно печали. А поесть ей необходимо. Она голодна. Силы ее на исходе».

«Хорошо, моя дорогая девочка, я сделаю все, что ты просишь».

Отец был испуган. Он не мог вновь бросить мать, запереть ее в комнате без воды и пищи.

Он послушно перерезал веревки, стягивающие лодыжки и запястья матери.

Наконец мать получила возможность хоть немного размяться. Она спустила ноги с кровати, встала и принялась ходить по комнате, а вместе с ней и Эмалет – туда-сюда, туда-сюда… Они направились в ярко освещенную ванную, наполненную множеством сверкающих металлических вещей. Там пахло водой и ароматическими средствами для мытья.

Мать закрыла дверь и сняла увесистую крышку с бачка унитаза. Эмалет понимала, зачем она это делает, потому что мать понимала это; но все же кое-что оставалось для нее неясным. Мать была чем-то испугана. Она с трудом удерживала тяжелую керамическую крышку в высоко поднятых руках. Крышка казалась зловещей, точно надгробный камень.