Добрые предзнаменования

У Ньютона Пульцифера никогда не было цели в жизни. И он, насколько он знал, никогда ни во что не верил. Это было неудобно, поскольку он очень хотел во что-нибудь верить, как только понял, что вера была тем спасательным кругом, на котором большинство людей плыло через бурные воды жизни. Он бы очень хотел верить в высшего Бога, хотя он бы предпочел с Ним полчасика побеседовать перед тем, как стать верующим, чтобы одну-две вещи прояснить. Он сидел в самым разных церквях, ожидая вспышки голубого света, и не дождался. Потом он попытался стать официальным атеистом, и оказалось, что даже для этого у него нет твердой, как скала, самодовольной силы веры. Все политические партии ему казались равно нечестным. А экологию он бросил, когда экологический журнал, на который он был подписан, предложил своим читателям план экологического сада, и экологическая коза на этом рисунке была привязана в трех футах от экологического пчелиного улья. Ньют провел много времени в деревенском домике своей бабушки и думал, что знает что-то о привычках и коз, и пчел, и потому заключил, что журналом заведует группа маньяков в слюнявчиках. И потом, в нем слишком часто употреблялось слово «общество»; Ньют всегда подозревал, что люди, регулярно использующие слово «общество», его использовали в весьма специфическом значении, исключающем его и всех, кого он знал.

Потом он попытался верить во Вселенную, и это казалось довольно здравым, пока он не начал невинно читать книги со словами Хаос, Время, Кванты и им подобными в названиях. Тут он узнал, что люди, чьей работой, так сказать, была Вселенная, в нее не верили и, на самом деле, даже гордились своим незнанием того, что она на самом деле такое – и даже может ли она на самом деле существовать.

Для честного сознания Ньюта это было невыносимо.

Ньют перестал верить в бойскаутов, да и в скаутов тоже – когда достаточно подрос.

Он, однако, готов был поверить, что работа распределителя зарплат в Юнайтед Холдингз (Холдингз) была, возможно, наискучнейшей в мире.

Вот как Ньютон Пульцифер выглядел как мужчина: если бы он зашел в раздевалку и надел другой костюм, он смог бы ухитриться выйти, выглядя как Кларк Кент.

Но он обнаружил, что Шедвелл ему здорово нравится. Он многим нравился, и Шедвелла это здорово раздражало. Раджитам он нравился, потому что всегда в конце концов платил за квартиру и был таким злобным расистом, расизм которого ни на кого не был специально направлен, что, на самом деле, это их совсем не обижало; Шедвелл ненавидел всех в мире, независимо от их класса, цвета или веры, и не собирался для кого-то делать исключение.

Мадам Трейси он тоже нравился. Ньют был удивлен, узнав, что обитательница другой квартиры была женщиной средних лет, со всеми себя ведущей по-матерински, к которой гости-мужчины приходили настолько же для чая и славной беседы, насколько для той процедуры, на какую она была еще способна. Иногда, когда субботним вечером Шедвелл принимал полпинты «Гиннеса», он становился в коридоре между их комнатами и орал что-то вроде: «Вавилонская блудница!» – но она Ньюту в личной беседе сказала, что это ей было даже приятно, несмотря на то, что самым близким к Вавилону местом, где она побывала, был Терромолинос. Просто бесплатная реклама, улыбалась она.

Она сказала, что его стук в стену и ругань во время ее вечерних сеансов ее также не раздражали. В последнее время у нее были не в порядке колени, и она не всегда могла запускать постукиватель под столом, так что немного постороннего приглушенного стука ей помогало.

По воскресеньям она ставила ему у порога немного обеда, прикрыв еще одной тарелкой, чтобы не остыл.

Шедвелл не мог не нравиться, говорила она. Не важно, что ничего хорошего из этого не выходило, и что с тем же результатом она могла бы кидать шарики из хлеба в черную дыру.

Ньют вспомнил про другие вырезки. Он толкнул их через грязный стол.

– Что есть сие? – спросил Шедвелл подозрительно.

– Феномены, – пояснил Ньют. – Вы велели и феномены искать. Боюсь, в наше время больше феноменов, чем ведьм.

– Что, кто-то в зайца стрельнул пулями из серебра, а на следующий день в деревне захромала старая карга? – с надеждой в голосе проговорил Шедвелл.

– Боюсь, что нет.

– Коровы какие-то померли после того, как на них глянула некая старуха?

– Нет.

– Что же тогда? – вопросил Шедвелл. Он прошаркал к липкому коричневому шкафу и вытащил жестянку со сгущенкой.