— Прямиком до Москвы, а дальше — Петербург, Хельсинки, Лондон, Ирландия. А у вас какие планы?
— Я хочу побыть в Монголии.
— Долго?
— Пока снова не потянет в путь.
— Рады, что покинули Пекин?
— Рада, что покинула свое купе! Там двое пьяных австралийцев соревнуются в сквернословии. У меня такое впечатление, будто я не уезжала из дома. Мужчины бывают невыносимы.
— Хотите поменять купе? Наша проводница уступчивая. Подкуплю бабушку бутылкой китайского виски.
— Нет, спасибо. У меня пятеро братьев, мы росли вместе, так что с парочкой шведов справлюсь. К тому же до Улан-Батора осталось всего тридцать шесть часов. К тому же на нижней полке едет здоровенный симпатичный датчанин… А вы, Мо, тоже путешествуете одна?
— Я? Совсем одна.
Шерри сочувственно посмотрела на меня.
— О нет, слава богу, не в этом смысле! Вообще у меня есть и муж, и почти взрослый сын, но они дома.
— Наверно, скучают без вас. А вы — без них.
Бесспорное заключение.
— Да, вы правы.
— Послушайте, у меня есть банка китайского растворимого чая с лимоном. Выпьем по чашечке? Настоящий Маккой.
Приятно снова разговаривать на родном языке.
— С удовольствием.
Мы болтали до самой монгольской границы, где у поезда поменяли колеса: старая советская колея имеет другую ширину. Я ощутила всю степень своего одиночества.
Не знаю, может, подействовал чай Шерри, но только, когда я бросила взгляд в черную тетрадь, я сразу увидела ответ, который так долго искала: константа Требевича выводит из тупика. Мо, ты идиотка. Мне казалось, я сидела не так уж долго, пока не заметила, что в вагоне-ресторане заступила утренняя смена.
Острова, города, леса, все осталось позади. Заря занималась над бескрайними равнинами Центральной Азии. Я — истерзанная сомнениями, уставшая, немолодая женщина-физик с неопределенным будущим, но я наконец вступила в область, где до меня не бывал еще никто. Я поплелась к себе в купе и проспала целый день.
Житейская мудрость приписывает доктору Франкенштейну грех гордыни.
Я не думаю, что он возомнил себя богом. Просто он был ученым до мозга костей.
Разве могут ядерная физика, генная инженерия, квантовое распознавание быть добрыми или злыми? О технологии можно сказать только одно: работает она или не работает. А для чего работает — это уже совсем другой вопрос.
Доктор Франкенштейн сбежал, бросил свое создание, и в этом его вина. Его детище оказалось во власти людей, которые поступили так, как всегда поступают невежды: улюлюкают и закидывают каменьями. А если бы добрый доктор обеспечил свое творение средствами самозащиты, механизмами адаптации и выживания, то, возможно, удалось бы спасти множество средневековых жизней, и трансплантология возникла бы на пару веков раньше.
Я вижу, Мо, куда ты клонишь. Но разве можно научить машину распознавать добро и зло? Противостоять злоупотреблениям?
Вот же она, черная тетрадка. Если «Красп» не способен к распознаванию, пусть получит другое название.
Телефон зазвонил, когда я разбивала яйцо. Джон берет трубку — ему ближе.
— Билли?
Он долго молчит.
— Поня-я-тно, — наконец тянет Джон и кладет трубку.
Так я и знала. Плохие новости.
— Это Билли из Балтимора. В «Мартышке с барабаном» он видел трех американцев, похожих на «Братьев Блюз» [84]. У «Святого Фахтны» загадочные неполадки с мотором, так что утром его можно не ждать, но к вечеру он точно вернется: у Дэнни Уэйта кончается инсулин, а погода до конца недели не улучшится.
Вот и вонзилась лопата в землю, сквозь камешки и дерн, рубит корни.
— Ма! — Лайам хватает меня за руку, — Мы должны тебя спрятать!
Планк залаяла. В дверь постучали. Неужели все?
Лайам тащит меня подальше от двери.
— Кто там? — спрашивает Джон.
— Это я, Брендан Миклдин!
Не утро, а сцена из боевика. Вваливается запыхавшийся Брендан, с ним врывается свежий, морозный воздух.
— Мо, Билли сказал мне, что янки близко. Мы можем переправить тебя в Скалл на лодке Ройшин. Оттуда моя свояченица отвезет тебя в Баллидехоб. А дальше…
Я остановила его жестом:
— Откуда? Откуда вы знаете?
— На Клир-Айленде своих не дают в обиду! — Брендан повышает голос, что странно слышать. — Сейчас не время толковать: откуда знаем, да кто сказал, да все такое. Лодка стоит наготове!