Фавориты Фортуны

— Назревает гражданская война, — сказал молодой Цинна, — и я хочу, чтобы ты был на стороне победителя.

— Победителя?

— На стороне Лепида.

— Он не победит, Луций. Он не может победить.

— С Этрурией и Умбрией, которые его поддерживают, он не может проиграть!

— Так говорят с начала существования мира. Я знаю только одного человека, который не может проиграть.

— И кто бы это мог быть? — недовольно спросил Цинна.

— Я.

Это показалось Цинне очень смешным. Он расхохотался.

— Знаешь, — сказал он, успокоившись, — ты действительно странная рыбка, Цезарь!

— Может, я и не рыба вовсе. Может быть, я — курица, похожая на странную рыбу. А может, кусок баранины, висящий на крючке в лавке мясника.

— Я никогда не знаю, когда ты шутишь, — нерешительно сказал Цинна.

— Это потому, что я редко шучу.

— Ерунда! Ведь ты шутил, когда говорил, что ты — единственный, кто не может проиграть!

— Я был абсолютно серьезен.

— Ты не присоединишься к Лепиду?

— Нет, даже если он будет стоять у ворот Рима, Луций.

— Ты неправ. Я — с Лепидом.

— Я тебя не виню. Рим Суллы разорил тебя.

И младший Цинна ушел в Сатурнию, где находились Лепид и его легионы. На этот раз Катул от имени Сената вторично потребовал возвращения Лепида, но Лепид снова отказался. Прежде чем Катул вернулся в Кампанию к своим легионам, Цезарь попросил у него встречи.

— Что ты хочешь? — холодно осведомился сын Катула Цезаря, которому никогда не нравился этот чересчур красивый и слишком одаренный молодой человек.

— Я хочу, чтобы ты взял меня в свой штат, если начнется война.

— Я не хочу брать тебя в свой штат.

Выражение глаз Цезаря изменилось, взгляд стал смертоносным, как у Суллы.

— Не обязательно, чтобы я нравился тебе, Квинт Лутаций, чтобы использовать меня.

— И как же я тебя должен использовать? Вернее, какую пользу ты сможешь мне принести? Я слышал, ты уже изъявил желание присоединиться к Лепиду.

— Ложь!

— Нет, как я слышал. Младший Цинна приходил к тебе перед своим отъездом из Рима, и вы обо всем договорились.

— Младший Цинна приходил поздравить меня, как и полагается шурину, после того как брак его сестры осуществился фактически.

Катул отвернулся.

— Ты мог убедить Суллу в твоей лояльности, Цезарь, но ты никогда не убедишь меня в том, что ты не смутьян. Ты мне не нужен. Я не нуждаюсь в человеке, в чьей лояльности я сомневаюсь.

— Когда Лепид придет с войском, кузен, я буду сражаться за Рим. Если не в твоем штате, тогда в любом другом качестве. Я — римский патриций, из той же семьи, что и ты. Я никому ни клиент, ни сторонник.

Уже на полпути к двери Цезарь остановился:

— Ты хорошо сделаешь, если будешь помнить обо мне как о человеке, который всегда останется верным конституции Рима. В свое время я стану консулом — но не потому, что такой неудачник, как Лепид, сделает себя диктатором Рима. У Лепида нет ни смелости, ни твердости, Катул. Думаю, и у тебя тоже.

Так и получилось, что Цезарь остался в Риме, а события с возрастающей скоростью приближались к восстанию. Был принят senatus consultum de re publica defendenda. Флакк, принцепс Сената, умер, второй интеррекс провел выборы, и наконец Лепид двинулся на Рим. Вместе с несколькими тысячами других защитников города, самого разного статуса и общественного положения, Цезарь появился во всеоружии перед Катулом на Марсовом поле. Его послали с группой в несколько сотен человек охранять ведущий в город Деревянный мост через Тибр. Поскольку Катул не дал никакой командной должности обладателю гражданского венка, Цезарь был рядовым солдатом. У Деревянного моста боя не произошло, и, когда сражение у Квиринала закончилось, он отправился домой, не изъявив ни малейшего желания преследовать Лепида по побережью Этрурии.

Высокомерие и враждебность Катула не были забыты. Но Гай Юлий Цезарь умел ненавидеть терпеливо. Когда наступит время, придет и черед Катула. А до тех пор Катул подождет.

* * *

К большому сожалению Цезаря, когда он прибыл в Рим, младший Долабелла уже находился в ссылке, а Гай Веррес расхаживал по всему Риму — воплощение добродетели и честности. Веррес теперь являлся мужем дочери Метелла Капрария и пользовался большой популярностью среди выборщиков-всадников, считавших его показания против младшего Долабеллы большим подарком своему сословию, которое лишили права быть присяжными. Вот сенатор, который не побоялся обвинить одного из своих коллег!