Пентакль

– Прости? – Кружка в руке девушки дрогнула. – Ах да, опять Стругацкие!

– И опять «именно». Все обязательные для интелей темы, даже перешли на дополнительную программу. Это с одной стороны. С другой же… Я, как предатель на допросе, выложил о себе все, включая сагу о дедушке, Максиме Ивановиче, который умудрился именно в здешних местах сложить свою комсомольскую голову в самый разгар коллективизации. И ты слушала, как будто тебе интересно.

Кружка в ее руках вновь дрогнула. Кипяток плеснул на пачку с сахаром.

– Мне было интересно, Максим. Если не веришь, то… поверь. Могу продолжить. Я о себе ничего не рассказывала, а ты, как истинный… интель, не спрашивал. А теперь тонко намекаешь, что мои неприятности где-то там.

Максим поглядел в залитое белой водой стекло. Темнеет; если будет лить всю ночь, прощай, Большой Курган!

– Разве что очень тонко, Нина.

Девушка поставила кружку на стол, вытерла мокрое запястье носовым платком, закусила губу.

– Тебе нужно было уйти сразу. У тебя и так хватает проблем с твоим курганом.

– То, что я не русская, ты уже понял.

Максим пожал плечами. Сам он, будучи насмерть обруселым украинцем, все-таки не видел в том особой беды. Более того, казацкие гены порою нашептывали ему, что русским быть совсем не обязательно.

Теперь они сидели на кровати – панцирной, с никелированными шариками по углам. Нина – возле пододвинутой к стене подушки, он – на противоположном конце. Между ними громоздился полуразобранный рюкзак.

– Я не только не русская… Остальное домысли себе сам. Извини, не могу.

На сей раз Максим моргнул – не хуже Сергея Сергеевича. Почему-то подумалось о чилийских эмигрантах. Нет, не похожа.

– Домысливать не хочу. Извини – взаимно.

Девушка провела рукой по лицу. Затем в ее ладони оказалась знакомая бусина.

– Хорошо! Домыслю сама. Представь, что я – та самая скифская девушка, которую ты похоронил. Но ты совершил ошибку: кровь нельзя смешивать с вином. Вместо погребального ты провел совсем иной обряд. Так?

О черепе и всем, с ним связанном, Максим рассказал ей сам. И сразу понял – зря. Теперь понял это вторично.

– Вином и кровью ты вызвал ее из небытия, заставил вновь вдохнуть воздух, выпить воды, поговорить с живыми людьми. Но твоей крови хватит ненадолго. Ей… Мне скоро придется уйти – вернуться под землю, в темноту, в Ничто. Новая кровь не поможет, требуется другое чудо. Скажем…

Нина перекатила бусину по ладони, осторожно коснулась пальцем.

– Скажем, сердолик должен засветиться.

– Это будет причиной или следствием?

Максим постарался, чтобы вопрос звучал в меру иронично. Но очень в меру.

– Еще не знаю.

За окном лил дождь, красным огнем горела спираль электроплитки, дымился окурок в пустой банке из-под сайры. Штормовка еще не высохла, и Максим, сам промокший, изрядно продрог. Из открытого рюкзака на него смотрел вязаный свитер, но претендовать на такую роскошь закоренелый интель не решился. Нине же было не до штормовки – и не до свитера тоже.

– Теперь я поняла, кто из нас старше, – внезапно заметила девушка. – Это не упрек, хвалиться тут нечем. Я тоже мечтала бы играть в раскопки курганов. Очень сильно…

В эту минуту Максиму срочно захотелось повзрослеть. Курган для этого не годился. Он поглядел на бусину в ее ладони.

– Ты… Ты выйдешь за меня…

Сердолик исчез. Ладонь Нины дотянулась до его губ. Надавила.

– Дождь, кажется, кончается… Ты очень хороший мальчик, Максим.

4

Мертвый царь увидел солнце через два дня.

Боги устали. Слишком древние, слишком утонувшие в толще памяти, своей и чужой, они сделали, что сумели. Не помогло. Осквернители были молоды, с горячей кровью, острым холодным умом и ненасытной жаждой. Их не ждала вечность, под их кедами чавкала холодная грязь, в которую им всем предстояло очень скоро уйти. Поэтому они спешили насладиться мигом победы, счистить мокрую землю с золотой диадемы, с радостной усмешкой поднять к растерянному солнцу парадный царский меч, поглядеться в умерший лик серебряного эллинского зеркала.

Боги отдали царя. Рычащий бульдозер отъехал в сторону, хмурые бородатые парни – гвардия экспедиции – склонились над чем-то темным, проступающим из-под желтой грязи. Остальных безжалостно отогнали прочь. Миг победы – он для всех, но делится не поровну.

– Как всегда, две главные камеры, – начальник Сергей Сергеевич, гордо попиравший армейскими ботинками бровку кургана, кивнул вниз, на дно раскопа. Там оскверняли царские кости.