200  

Дым плыл над Мессенией, дым стелился на восток, к высокому горному хребту Тайгету, где смешивался с другим жертвенным дымом, текущим с той стороны Тайгета, со спартанских алтарей.

Спарта и вся Лакония ликовали не меньше своих союзников.

Но буйному спартанцу, грозному басилею Гиппокоонту, было мало мирного празднества. Накормить нищих – пожалуйста; снизить подати – сколько угодно; воздать богам – ради бога, тем более, что кто старое помянет, тому – сами знаете…

Но где кровь?!

Где та кровь, что радует взгляд воина?!

И кровь нашлась.

Собака – одна из охранявшей дворец Гиппокоонта своры волкодавов свирепой молосской породы – набросилась на случайного юношу, проходившего мимо дворца. Юноша оказался не лыком шит, поднял с земли увесистый камень и отправил бешеного пса в его собачий Аид – но тут из дворца выбежал басилей Гиппокоонт с сыновьями.

Та еще свора, почище молосских собак…

Выяснилось, что дерзкого юношу, не давшего себя сожрать, зовут Ойон, сын Ликимния.

Ликимния?

Это который сводный брат Алкмены, матери Геракла?!

Юноша по имени Ойон, виновный в родстве с Гераклом, умирал долго и мучительно.

Через неделю о случившемся знал весь Пелопоннес.

А Гиппокоонт, утолив жажду крови и взяв человеческую жизнь за собачью, не только не обратился за очищением к богам или людям, но и всячески бравировал своим поступком.

Правда, рапсоды почему-то отказывались восхвалять подвиг спартанского басилея.


Счастье переполняло три из шести областей Пелопова острова;[82] четвертая область, прибрежная Ахайя, соблюдала нейтралитет; Аркадия и Арголида угрюмо молчали.

В златообильных Микенах тоже поначалу молчали, а потом неожиданно для всех микенский ванакт Эврисфей отправил гонцов к торжествующим правителям со своими поздравлениями по поводу победы над Гераклом.

Не мог простить бывший хозяин бывшего слугу.

Да и усиление Тиринфа, без того обнаглевшего вконец, было Микенам не с руки.

Пожалуй, в те дни не было имени известней, чем Молиониды, сросшиеся близнецы-уроды, сыновья Авгиевой сестры Молионы непонятно от кого – бойцы, заставившие дрогнуть и отступить непобедимого сына Зевса; герои, убившие Гераклову тень по имени Ификл.

Все ахейцы твердо знали, что в могиле на холме, в черте городка Феней, похоронен именно Ификл Амфитриад.

А кто же еще?!

Молиониды были угодны богам – разве может быть иначе? Молиониды были великими воинами – разве не подтвердили они это делом? Молиониды были сильнейшими из смертных – победив сильнейшего до них!

Молиониды были тем клином, который Ананка-Неотвратимость загнала в миф о Геракле, отделив подвиги Геракла от живого человека, способного проиграть битву и потерять брата.

Жаль только, что редко покидали славные братья Молиониды пределы Авгиева дворца, не давая благодарным элидянам выразить переполнявшие их чувства. А так – лучшие одежды преподносились сросшимся воедино близнецам (кого-то напоминали сыновья Молионы – но кого?!), лучшая пища шла на их стол, лучшие девушки ложились под неутомимых Молионидов, невзирая на их уродство…

Только вот определение «сросшиеся» немного удивляло тех, кто впервые видел Молионидов, – никакой видимой перепонки между братьями не наблюдалось, хотя…

Если бы кому-нибудь удалось заглянуть ночью одновременно в покои обоих сыновей Молионы, то этого воображаемого наблюдателя непременно поразила бы полная синхронность действий Молионидов. Когда один склонялся над ждущей наложницей – второй делал то же самое, когда один входил в стонущую женщину – второй делал то же самое, в той же позе; и буйный оргазм охватывал обоих и покидал обоих в одну и ту же секунду.

Как-то раз очередная наложница одного из братьев, опоздав к нужному часу, бежала по коридору и на бегу припала к щели в двери, ведшей в чужие покои, насладившись зрелищем чужой страсти. Не досмотрев до конца, она метнулась дальше, влетела в комнату своего господина – и застыла на пороге.

Существо на ложе делало те же движения, что и его копия, только без женщины; и опоздавшая наложница подумала, содрогнувшись: не одно ли существо, состоящее из двух огромных тел, занимается сейчас любовью в разных покоях?

На рассвете удавленную наложницу тихо похоронили у подножия холма с тыльной стороны дворца.

Но пик ослепительной славы Молионидов, вспыхнувшей подобно молнии, наступил чуть позже – когда пришла пора святых состязаний, третьих Истмийских игр.


  200  
×
×