Гротеск

Школа Q. Учиться там же, где и моя сестрица. Не больно-то мне этого хотелось. Но Масами ради показухи решила во что бы то ни стало меня туда пристроить. Я с надеждой подняла глаза на Джонсона, но он лишь покачал головой.

— Придется потерпеть.

Те же самые слова произнес дядя Карл, фотографируя меня в домике своего приятеля. Делать нечего. Прикусив губу, я двинулась за Масами. Не выпуская моей руки, она запихала меня на заднее сиденье здорового «мерседеса», сама села за руль. Рядом со мной на бежевой коже расположился Джонсон. Сквозь джинсы я почувствовала тепло — он прижимался ко мне бедром. Как тогда, на даче. Это был наш секрет. Я снова открыла счастье, и в глазах моих, должно быть, плясали чертики, потому что следующая радость была уже совсем рядом. В жизни не все выходит так, как думаешь, но запретить мечтать никто не может.

По пути Масами высадила Джонсона, которому надо было на работу. А мы с ней поехали в район Минато, в школу Q. Главный корпус, старое здание — из камня. К нему с двух сторон примыкали современные постройки. Отделение высшей ступени располагалось в правом крыле. Я непроизвольно поискала глазами сестру. Мы расстались в марте и не виделись больше четырех месяцев. Если меня примут, сестра сразу заскучает. Обозлится так, что мало не покажется. Она же специально лезла из кожи вон, чтобы поступить в эту школу и больше никогда со мной не встречаться. Я ж ее насквозь вижу. Я криво усмехнулась. Масами как почувствовала, что я думаю:

— Юрико, детка! Улыбочку! Улыбочку! Ты так мило улыбаешься. Улыбнешься — и тебя сразу примут. Там какой-то тест будет, но это так, формальность. Ты им очень подходишь. Когда меня принимали в стюардессы, было то же самое. Экзамен, конкуренция… Но брали тех девчонок, кто улыбался.

Вряд ли здесь то же самое — экзамен по категории «возвращенцев» и конкурс стюардесс. Но мне эта тема уже надоела, и я решила всю дорогу улыбаться. Хорошо. Предположим, я поступлю. И что? Папаша вряд ли сможет раскошелиться на мое обучение по полной. Значит, большую часть будет платить Джонсон. А это уже почти проституция. Проститутка торгует телом за деньги. Мне податься некуда, и я продаю себя Джонсону. За жилье, еду и учебу. Разве это не одно и то же?

На экзамен явилось порядка десяти «возвращенцев». Все — дети работавших за границей бизнесменов. Я была единственной полукровкой. Тест написала хуже всех, потому что училась спустя рукава; английский и немецкий знала еле-еле — словарного запаса едва хватало для бытового разговора. В этом деле мне с сестрой не тягаться. Впрочем, если Джонсон хочет платить — пусть платит. Я не стала переживать.

Напоследок полагалось собеседование. Подошла моя очередь. Поднявшись на второй этаж и войдя в класс, я уже так устала, что забыла про улыбки. Это и понятно. Я целый день провела в самолете, из аэропорта без всякой передышки поехала прямо на экзамен. В июле в Токио стояла душная жара, не то что в прохладном Берне. Стряхивая сонливость, одолевавшую меня из-за разницы во времени, я присела перед экзаменаторами и с трудом подавила зевок.

Экзаменаторов было трое: две женщины средних лет, одна из них — иностранка, сидели по краям, а посередине устроился дядька лет тридцати пяти — сорока. Вся троица, не поднимая голов, долго разглядывала мои документы. Борясь со скукой, я огляделась. Из окна был виден пятидесятиметровый бассейн с голубой водой: девчонки в черных купальниках методично отмеряли в нем брассом отрезки дистанции. Секция плавания, не иначе. С каким удовольствием я бы сейчас поплавала! От жары и усталости у меня все поплыло перед глазами.

В отчаянии я взглянула на большой аквариум, стоявший возле классной доски. С той стороны к стеклу прилепилась улитка. Она оставляла за собой блестящую дорожку слизи. Дно аквариума устилал песок, из которого торчала какая-то коряга. Из угла неуклюже выползла большая черепаха с куполообразным панцирем, как шляпка сушеного гриба. С неожиданной для такого неповоротливого существа прытью она вытянула шею и в одно мгновение заглотила улитку. Дорожка оборвалась. Улиточий домик треснул во рту черепахи. Мне сделалось нехорошо.

— Что с тобой?

Услышав голос экзаменаторши, я вскочила со стула.

— Можешь сесть, — вымолвила она добреньким голосом.

— Извините. Я устала.

Сидевший в центре дядька пристально посмотрел на меня. Волосы у него были зачесаны назад, из-за чего лоб выдавался и, казалось, занимал половину лица. Ему очень шли очки с маленькими стеклышками в металлической оправе. Темно-синий блейзер и белая рубашка-поло, на безымянном пальце левой руки — обручальное кольцо. Забыв, что надо улыбаться, я уставилась на чернильное пятнышко на его рубашке, возле пуговицы.