Вспомни о Флебе

Потом он вооружится и сделает укрытие. И то и другое повлечёт повреждение Командной Системы, и поэтому мозг собирался заняться этим лишь в случае появления прямой угрозы. Такой, что он будет вынужден рискнуть вызвать неудовольствие Дра'Азона.

Но, возможно, до этого не дойдёт. Мозг надеялся, что не дойдёт. Между разработкой планов и их выполнением большая разница. Вероятность того, что у него будет достаточно времени спрятаться или вооружиться, была ничтожной. Оба плана вполне могли закончиться импровизацией — как раз потому, что для манипуляции устройствами Командной Системы он располагал лишь дистанционно управляемым роботом и собственным искалеченным полем.

И всё же это лучше, чем ничего. Всегда лучше иметь какие-то проблемы, чем быть избавленными от них смертью…

Но была ещё одна проблема, которую нельзя было решить немедленно, но которая беспокоила его больше всего. Её можно было описать вопросом: «Кто я?»

Его высшие функции были вынуждены отключиться, когда он перешёл из четырёхмерного в трёхмерное пространство. Информация мозга хранилась в бинарной форме, в спиралях, состоящих из фотонов и нейтронов. А нейтроны распадались как вне ядра, так и вне гиперпространства (на протоны, ха-ха; без подходящих противомер вскоре после его проникновения в командную систему его память состояла бы из чудовищно информативного послания: «0000000…»). Поэтому он вполне целесообразно заморозил свою первичную память и её познавательные функции, окутал её полями, делавшими невозможным как распад, так и использование. Вместо неё он работал с пикосхемами дублирования в реальном пространстве и для мышления использовал свет реального пространства (как унизительно).

Теоретически он ещё имел доступ ко всей накопленной информации (хотя этот процесс был таким сложным и медленным), и потому не всё было потеряно… Но мыслить, быть самим собой — это совсем другое дело. Он действительно не был самим собой. Он был плохой, абстрагированной копией самого себя, грубой схемой запутанной, как лабиринт, сложности своей истинной личности. Это была самая верная копия, какую он смог создать при таких ограниченных возможностях, и она обладала сознанием, даже если к этому сознанию приложить самую строгую мерку. Но оглавление — это не полный текст, план города — не город, а карта — это не страна. Итак, он спрашивал: Кто я?

Не та сущность, которой, по его собственному мнению, он был раньше; вот ответ, и весьма беспокоящий ответ. Так как он знал, что «я», которым он был теперь, никогда не будет способно думать о тех вещах, о которых бы думало его прежнее «я». Он чувствовал себя недостойным. Он чувствовал себя ошибающимся и ограниченным, и… тупым.

Нет, думай позитивно! Узоры, картины, аналогии с картотекой… Сделай плохую конструкцию хорошей. Ты только должен думать…

Если сейчас он не был самим собой, то он им и не будет. В его теперешнем состоянии он относился к себе предыдущему так, как дистанционно управляемый робот к его современному «я» (прекрасное сравнение).

Управляемый робот будет больше, чем просто его глазами и ушами, если станет нести вахту на поверхности планеты, на базе Оборотней или близ неё, больше, чем помощником при несомненно лихорадочных попытках вооружиться или спрятаться, которые придётся предпринять, если робот забьёт тревогу. И одновременно меньше.

Думай о приятном! Думай о хорошем! Разве он не был когда-то умным? Да, действительно.

Побег с военного корабля даже по его собственным оценкам был просто захватывающим, блестящим и мастерским. В любых других обстоятельствах, кроме чрезвычайной необходимости, его мужественный гиперпространственный прыжок так глубоко внутрь шахты тяготения можно было бы назвать чрезвычайным сумасбродством, но так или иначе, он сделал его с чудовищной ловкостью… И его чудовищный переход из гиперпространства в реальное был не только блестящим и куда более мужественным, чем всё остальное, что он когда-либо совершал, но и к тому же почти наверняка самым первым опытом в этой области. Нигде в своей всеобъемлющей памяти он не нашёл никаких указаний на то, что нечто подобное уже когда-то совершалось. Он гордился этим.

И после всего этого он заперт здесь, интеллектуальный калека, философская тень своего прежнего «я».

И приходилось только ждать и надеяться, что если кто-то придёт его искать, то этот кто-то будет настроен дружественно. Культура должна разобраться. Мозг был уверен, что его сигнал сработал и где-нибудь перехвачен. Но идиране в этом тоже разбирались. Мозг не верил, что они попытаются просто прорваться сюда с боем, так как и они не сочтут хорошей идеей настроить против себя Дра'Азон. Но что произойдёт, если идиране найдут путь сквозь Тихий Барьер, а Культура — нет? Что произойдёт, если весь регион вокруг Сумрачного Пролива будет занят идиранами? Попади он в руки идиран, ему останется только одно. Но он противился мысли о саморазрушении не только по личным причинам, он противился вообще разрушению вблизи Мира Шара — по тем же соображениям, которые должны удержать идиран от попытки прорваться сюда с боем. Но если его захватят на этой планете, это будет последним мгновением, когда возможно саморазрушение. Если идиране смогут забрать его с планеты, то они сумеют найти путь помешать и его саморазрушению.