Вспомни о Флебе

В общем, они прибыли, эти супербогатые паразиты, на нанятых кораблях или собственных крейсерах. Сейчас они будут медленно трезветь, подвергать себя косметическим операциям или поддерживающей терапии — или и тому и другому, — чтобы сделать себя приемлемыми для того, что у этих духовно сдвинутых считается нормальным обществом, после того как месяцы и месяцы проводили в самом дорогом и невероятном разврате и извращениях, которые им были особенно по вкусу или просто модными в настоящий момент. Одновременно они или их прихлебатели сгребали в кучу свои эойшанские кредиты — только монеты, не банкноты — и прочёсывали больницы, ночлежки и дома-холодильники в поисках новых «жизней».

Появились и болельщики — фанаты «катастроф», охотники за удачей, неудачники в предыдущих играх, отчаянно надеющиеся на новую попытку, для которой им нужно лишь набрать денег и «жизней» — и свойственный игре-катастрофе сорт человеческих отбросов: моти, жертвы эмоциональных «радиоактивных осадков» при игре, эмоциональные маньяки, живущие только ради того, чтобы слизывать крошки экстаза и муки, падающие с губ их героев-игроков.

Никто точно не знает, как эти различные группы узнают об игре и как им удаётся вовремя оказаться в нужном месте, но новость всегда доходит до тех, кто её действительно очень хочет или должен услышать, и они словно вурдалаки собираются вместе, готовые к игре и разрушению.

Первоначально «катастрофа» разыгрывалась непосредственно перед катастрофами, так как она проводилась и в таких местах, которые лишь отдалённо напоминали цивилизованную Галактику — частью которой, верите вы или нет, воображали себя игроки — только во времена крушения закона и морали, в путанице и хаосе, которые предшествовали этим событиям. Теперь следующие за игрой взрыв сверхновой, уничтожение планеты или что-то ещё того же порядка рассматриваются как метафизический символ смертности всех вещей, и так как «жизни», которые принимают участие в Большой Игре, исключительно добровольцы, многие миры — как и добрый старый, ориентированный на удовольствия Вавач — позволяют игре состояться с официального благословения властей. Некоторые говорят, что игра уже не та, что была раньше, что она стала даже чем-то вроде общественного события. Я же утверждаю, что это по-прежнему игра для безумных и испорченных, богатых и безрассудных. В играх-катастрофах до сих пор умирают люди, и не только «жизни», и не только игроки.

Её называют самой упаднической игрой в истории. Всё, что можно сказать в её защиту, это то, что она вытесняет реальность из извращённого разума выродков Галактики; и только боги знают, что им пришло бы в голову, не будь этой игры. И если в этой игре есть что-то хорошее — не принимая во внимание, что она независимо от нашего желания напоминает нам о том, какими безумными могут стать двуногие, дышащие кислородом и базирующиеся на углероде существа, — так это то, что время от времени она исключает одного из игроков и на некоторое время отпугивает остальных. В наше время, которое можно назвать временем безумия, любое уменьшение безумия может заслуживать благодарности.

Как-нибудь позже, во время игры, я расскажу вам о ней побольше; из аудитории, если мне удастся в неё попасть. А пока говорю вам: всего хорошего и будьте осторожны! С вами говорил Сарбл-Глазастый, Эванаут-Сити, Вавач.

Картина на экране у запястья мужчины, стоявшего на залитой солнечным светом площади, погасла. Ещё юное лицо исчезло в полумраке.

Хорза снова прицепил экран терминала к манжете. Медленно мигали цифры часов, отсчитывая время до разрушения орбитали.

Сарбл-Глазастый, один из самых знаменитых свободных репортёров гуманоидной Галактики и один из самых преуспевающих в ней, попав на место, куда он мог бы и не попасть, теперь, вероятно, попытается внедриться в игровой зал — если он уже не находился там. Передача, которую Хорза только что смотрел, была записана сегодня после полудня. Несомненно, Сарбл переоделся, и потому Хорза был доволен, что обеспечил себе подкупом вход до того, как было получено сообщение этого репортёра и люди из безопасности вокруг зала стали ещё бдительнее. Попасть сюда и так было достаточно трудно.

Хорза, выглядевший теперь как Крайклин, выдал себя за моти — одного из тех представителей эмоциональных отбросов, которые следовали таинственной, без всяких правил дорогой больших игр вокруг безвкусного края цивилизации. Но он вынужден был обнаружить, что все, вплоть до самых дорогих забронированных мест, уже было раскуплено днём раньше. Пять десятых эойшанского кредита, с которых он начал этим утром, уже растаяли до трёх. Но он внёс, кроме того, кое-какие деньги за две купленные кредитные карты. Конечно, эта валюта понижается в цене тем сильнее, чем ближе мгновение разрушения.