Мой дядюшка Освальд

— Чего ты от меня хочешь? Чтобы я оделась мальчиком из церковного хора?

— Мы дадим ему двойную дозу порошка.

— Это не изменит его привычек.

— Нет, — согласился я, — но это его так взведет, что ему уже будет наплевать, какого ты пола.

— Он меня инвертирует.

— Нет, ничего подобного.

— Инвертирует, превратит из запятой в апостроф.

— Возьми с собою булавку.

— Все равно тут ничем не поможешь. Если он настоящий, высшей пробы педераст, все женщины ему физически неприятны.

— Но нам очень важно его получить, — настаивал я. — Без пятидесяти Прустовых соломинок наше собрание не будет полным.

— А он действительно такой значительный?

— Он будет значительным, я в этом уверен. В будущем будет огромный спрос на прустовских детей.

Ясмин задумчиво глядела из окна гостиницы на серые облака, сгущавшиеся над Парижем.

— Тогда остается только одно, — сказала она.

— И что же это?

— Ты сам все и сделаешь.

От возмущения я даже подпрыгнул на стуле.

— Он хочет мужчину, — сказала Ясмин. — А вот у нас как раз и есть мужчина. Ты отлично подходишь для этой роли — молодой, красивый и развратный.

— Да, но моя развратность несколько другого направления.

— Струсил? Духа не хватает?

— Ничего не струсил, но полевая работа не по моей части, а по твоей.

— Кто это сказал?

— Ясмин, ты же знаешь, что я не смогу с мужчиной.

— Это не мужчина, это педераст.

— Бога ради! — завопил я. — Черти бы меня драли, если я позволю этому извращенцу до себя хотя бы дотронуться. Ты же знаешь, что даже от клизмы меня неделю потом трясет.

Ясмин громко, заливисто расхохоталась.

— Сейчас ты еще скажешь, — сказала она, — что у тебя слишком тесный сфинктер.

— Да, и я не позволю, чтобы мистер Пруст его расширял. Спасибо за предложение.

— Ты, Освальд, просто трус, — сказала Ясмин.

Это был тупик. Я молча надулся. Ясмин встала и налила себе выпить, я сделал то же самое. Мы сидели и молча пили. Уже начинало темнеть.

— Где мы сегодня поужинаем? — спросил я у нее.

— Мне безразлично, — сказала Ясмин — Только думаю, нам нужно сперва решить с этим самым Прустом. Очень будет жаль, если этот мелкий пидор сорвется с крючка.

— У тебя есть какие-нибудь мысли?

— Я думаю, — сказала Ясмин.

Я допил свой виски и налил новую порцию.

— Тебе налить? — спросил я у нее.

— Нет, — помотала головой Ясмин; я решил, что не буду мешать ей думать. Через какое-то время она сказала: — А интересно, получится или нет?

— Что?

— У меня тут родилась маленькая идея.

— Расскажи мне.

Ясмин не ответила. Она встала, подошла к окну и высунулась наружу. Пять минут она стояла у окна, совершенно не двигаясь, глубоко погруженная в мысли, а я молча на нее смотрел. Затем она неожиданно закинула назад правую руку и начала делать движения, словно ловила мух. При этом она ни разу не оглянулась — просто выставилась из окна и ловила этих невидимых, несуществующих мух.

— Да какого тут черта происходит? — не выдержал я.

Ясмин развернулась и взглянула на меня, широко, радостно улыбаясь.

— Потрясно! — воскликнула она. — Мне это нравится! Я очень умная девочка.

— Тогда наконец рассказывай.

— Это будет довольно сложно, — сказала она. — И мне нужно будет действовать очень быстро, но я вообще хорошо ловлю. Ведь если подумать, я всегда ловила крикетные шары лучше моего брата.

— Что это ты несешь? — возмутился я. — Какие еще шары?

— Для этого нужно будет переодеть меня мужчиной.

— Легко. Никаких проблем.

— Красивым молодым мужчиной.

— И ты дашь ему жучиный порошок?

— Двойную дозу, — сказала Ясмин.

— Не слишком ли это рискованно? Не забывай, что сделала двойная доза со стариком Уорсли.

— Вот в таком виде он мне и нужен, — сказала Ясмин. — Я хочу, чтобы он ополоумел.

— Не будешь ли ты так добра в точности рассказать, что собралась делать?

— Освальд, к чему столько вопросов? Мсье Пруст — вполне законная добыча. Он типичнейший клоун, вот я и буду относиться к нему как к клоуну.

— В общем-то, он не клоун, — сказал я, — не клоун, а гений. Но булавку ты все равно бери. Королевскую булавку. Ту, что побывала в заднице короля Испании.

— С мясницким ножом в руке я бы чувствовала себя гораздо спокойнее.