Кровь и золото

Я отошел к своим вещам и достал письмо Рэймонда Галланта.

– Прочти, – сказал я. – Помимо всего прочего, ты узнаешь, что они раскинули свою адскую паутину до самого Парижа.

Я долго молчал, давая ей возможность прочитать письмо, но вздрогнул от неожиданности, услышав ее всхлипывания. Сколько раз я становился свидетелем ее слез! Почему я никогда не готов к ее плачу? Она прошептала имя Амадео. Она не могла заставить себя заговорить о нем.

– Что это значит? – спросила она. – Как же они живут? Объясни мне. Что они с ним сделали?

Я сел рядом, умоляя успокоиться, и рассказал, как живут демоны, почитающие сатану, – как монахи или отшельники, вкушая землю и смерть, и объяснил, что они воображают, будто христианский Бог оставил им место в своем царстве.

– Они морили Амадео голодом, – сказал я. – Пытали его. Здесь все ясно написано. А когда он решил, что я погиб, когда оставил надежду, когда счел благочестие единственным выходом, он присоединился к ним.

Она смотрела на меня серьезно, со слезами на глазах.

– Как же часто я видел, как ты плачешь! – сказал я. – Но в последнее время ты успокоилась и уже не плакала так горько, как по нему. Не сомневайся, я тоже его не забыл.

Она покачала головой, будто в мыслях не соглашалась со мной, но не хотела открыть свою душу.

– Нам придется проявить смекалку, милая, – сказал я. – Где бы мы ни обосновались, необходимо, чтобы они нас ни в коем случае не достали.

Она почти пренебрежительно заговорила в ответ:

– Мы можем найти безопасное место. Ты прекрасно понимаешь, что это не так сложно. Мы не можем жить так всегда. Мы из другого теста. Пусть твои рассказы ничему меня не научили, но я поняла одно: ты скитался по земле не только в поисках крови, но и в поисках красоты.

Мне не понравился ее серьезный настрой.

– Нас всего лишь двое, – продолжала она, – если вдруг появятся демоны огня, тебе будет проще простого унести меня высоко-высоко, где нам не причинят вреда.

– Если я буду рядом, любимая, рядом, – сказал я, – а если нет? Все те годы, с тех пор как мы покинули прекрасную Венецию, ты провела в стенах, где тебе никто не сможет навредить. А если мы уедем и поселимся в другом месте, мне придется всегда оставаться настороже. Это нормально?

Наш разговор вызывал во мне ужас. Она никогда не создавала мне подобных сложностей. Мне не нравились непоколебимое выражение ее лица и дрожащие руки.

– Наверное, еще рано, – сказала она. – Но я должна сказать тебе важную вещь, Мариус, не вижу смысла ее скрывать.

Я сомневался, стоит ли продолжать.

– Что случилось, Бьянка? – спросил я. Я пришел в отчаяние. В полное отчаяние.

– По-моему, ты совершил жестокую ошибку, – сказала она.

Я потрясенно молчал. Она ничего не добавила. Я ждал. Но в ответ слышал лишь тишину: она сидела, прислонившись спиной к стене, не сводя глаз со Священных Прародителей.

– Ты не объяснишь, какую ошибку? – спросил я. – Расскажи непременно! Я люблю тебя. Я должен знать.

Она ничего не ответила. Она смотрела на царя и царицу. Но вряд ли молилась.

Я собрал листы пергамента. Я просмотрел их и снова взглянул на нее.

Ее слезы высохли, линия рта смягчилась, но в глазах появилось странное выражение, которое я не мог объяснить.

– Ты не Таламаски страшишься? – спросил я. – Я все объясню. Смотри, я написал им из одного далекого монастыря. Я не оставил следов, красавица. Пока ты спала, я путешествовал вместе с ветрами.

Ответом мне было молчание. Не мрачное, не холодное – просто задумчивая сдержанность. Но она перевела взгляд на меня, и ее лицо постепенно переменилось.

Я постарался подобрать спокойные слова и объяснить ей, что странным образом повстречал Рэймонда Галланта в последнюю ночь нашей счастливой жизни в Венеции. В самых простых выражениях я рассказал, что он собирал о нас сведения и сообщил, что на севере Европы видели Пандору.

Я говорил обо всем, что упоминалось в письме. Об Амадео. О ненависти к Сантино. О том, как он лишил меня всего, что я любил, кроме нее, о том, как по этой самой причине она мне дороже всего на свете.

Наконец у меня пропало желание говорить. Я начал злиться. Я чувствовал, что обо мне думают плохо, и перестал ее понимать. Ее молчание задевало меня все сильнее и сильнее, и я знал, что раздражение читается у меня на лице.

Потом она все-таки дрогнула и заговорила:

– Разве ты сам не видишь свою роковую ошибку? Вспомни, чему ты учил меня! Много веков назад к тебе пришли молодые сатанисты и попросили, чтобы вы с Пандорой дали им все, что имели. Ты отказал им в драгоценном знании. А нужно было открыть им тайну Матери и Отца!