Джонни и бомба

— Гм, э-э… нет, а что? — пролепетала она. — Ну, одна или две кассеты… может, несколько штук… не много, нет. Да я их почти и не смотрела!

— Послушай, — оживился Ноу Йоу, — а у тебя есть та серия, где таинственная сила…

— Заткись! Заткнитесь все сейчас же!!! Только то, что сериал отражает некоторые проблемы, типичные для общества двадцатого века, еще не дает никому права изводить человека, который смотрел эти серии из чисто научно-исследовательских соображений!

— А форма стартрековца у тебя есть? Керсти залилась краской.

— Если кто-нибудь из вас проболтается, он об этом пожалеет! Крепко пожалеет!

Джонни открыл дверь и выглянул наружу. День был на исходе. Близился вечер четверга. Лил теплый ласковый дождь. Джонни набрал полную грудь воздуха сорок первого года. Воздух пах углем, маринадами и вареньем и еще, совсем чуть-чуть, — горячей резиной. Люди делали вещи.

В Сплинбери девяносто шестого никто ничего не производил. Там была только фабрика, где собирали компьютеры из готовых частей, были несколько больших складов да еще местное отделение Департамента дорожных знаков. Люди только перевозили вещи с места на место и занимались подсчетами.

— Да, я смотрела отдельные научно-фантастические фильмы. Мне было интересно выявить в них скрытые нарушения логики. Я вовсе не сидела перед телевизором, восклицая: «Ух ты, как он по нему из лазера, класс!»

— Никто тебя в этом и не упрекает, — сказал Ноу Йоу. Он умудрился вложить в эту фразу убийственно холодную логику.

— Вы мне этого не забудете, верно? — сказала Керсти.

— Никогда в жизни больше не упомянем о «Звездном пути», — заверил ее Ноу Йоу.

— Пусть нас сожрут дикие веганцы, если мы посмеем! — с ухмылкой добавил Бигмак.

— Нет, веганцы — это те, кто не ест мяса, — возразил Ноу Йоу. — Ты, наверное, имел в виду вулканцев — у них зеленая кровь и…

— Да заткнетесь вы когда-нибудь или нет! — не выдержал Холодец. — Я тут сижу, не рожденный на свет, а вы болтаете о каких-то дурацких инопланетянах!

— Что из того, что мы сделали, изменило будущее? — спросил Джонни.

— Практически все, — отрезала Керсти. — Да еще и Бигмаково барахло осталось в полицейском участке.

— В меня стреляли!..

— Давайте посмотрим фактам в лицо, — сказал Ноу Йоу. — Все, что мы здесь делаем, влияет на будущее. Может быть, мы на улице не сразу разминулись с каким-нибудь прохожим, а он через пять секунд стал переходить

улицу и попал под машину. Это как с тем раздавленным динозавром. Любая мелочь меняет ход истории.

— Чушь, — заявил Бигмак. — В смысле, как бы рыбки ни плавали, реки же все равно текут, куда текут.

— Э-э… тот пацаненок… ну, который…— протянул Холодец. Он говорил медленно и глухо, как человек, который только что вспомнил нечто важное.

— Какой пацаненок? — спросил Джонни.

— Да был один. Он намылился сбежать из дому или типа того. То. есть наоборот, домой. Такой в шортах до колен и в соплях по уши.

— Что значит — сбежать домой?

— Ну, он все твердил, что его сюда эвакуировали, но он сыт по горло и хочет домой, в Лондон. Но он прицепился ко мне и таскался за мной хвостом по всему городу, камни швырял. Он решил, что я шпион. Наверное, до сих пор где-то на улице болтается. Он побежал во-он туда.

— На Парадайз-стрит? — спросил Джонни.

— Да, а что?

— Сегодня ночью ее разбомбят, — просветила Холодца Керсти. — Джонни об этом реферат писал.

— Ха, с чего бы это вдруг немцам вздумается бомбить этого пацана, если он на самом деле на их стороне? — усмехнулся Холодец.

— Ты уверен, что он побежал на Парадайз-стрит? — не отставал Джонни. — Подумай как следует! Кто-нибудь из твоих родственников там жил? Может, дедушка или бабушка? Или прадедушка-прабабушка?

— А я почем знаю! Это ж было сто лет назад!

Джонни устало вздохнул.

— Это сорок первый год. Твои «сто лет назад» как раз сейчас на дворе.

— Н-н-не знаю я! — проблеял Холодец. — Один мой дед живет в Испании, а другой помер еще до моего рождения!

— От чего? — спросила Керсти.

— Упал с мотоцикла, кажется. В семьдесят первом. — Холодец повеселел. — Видите? Значит, все в порядке!

— Да ничего не в порядке, Холодец! — сказал Джонни. — Давай шевели извилинами. Где он жил, этот твой покойный дед?

Холодец дрожал крупной дрожью. Его всегда начинала бить дрожь, когда жизнь становилась чересчур удивительной.