Девятный Спас

Первый факел не долетел. Второй ударился о низкий потолок и упал. Третий тоже. Не хватало свода, чтоб описать дугу потребной высоты, а узость прохода мешала как следует размахнуться сбоку.

Метальщику надо было подойти ближе, иначе никак не выходило.

Сообразив это, Бык осторожно сделал шаг, другой, третий. Щёлкнул взведённый курок. Сдавленное дыхание противника слышалось совсем близко. «Ну-ка, ещё шажок», — мысленно попросил его Илья.

Под тяжёлым сапогом хрустнула слюда из разбитого фонаря, её мастер нарочно рассыпал на нужном месте. Пора! Ильша потянул за проволоку.

В переходе затрещало, загрохотало. Одна из досок, которыми был обшит потолок, переломилась пополам, сверху посыпались комья земли. Поп завизжал:

— Ой, матушка Богородица!

А Фролка должен был вперёд скакнуть, потому что подпиленная доска приходилась как раз над слюдяными осколками, а у него, стало быть, над макушкой.

Из этого Ильша и вывел свой расчёт. Шагнул из-за угла, заранее размахнувшись тяжёлой цепью, да и полоснул куда придётся. Если б ошибся, Бык успел бы выпалить. Но ошибки в Ильшиных расчётах случались редко.

Пятидесятник сам летел навстречу удару — переносицей. А замах был мощный, наверняка. Хоть и жалко было Илье убивать недюжинного человека, но и послабки допустить он не мог. Если бычину этого сразу насмерть не уложить, влепит пулю — рука не дрогнет.

Звенья железной цепи глубоко вошли в череп, выбив оба глаза. Фролка Бык опрокинулся, даже не охнув и, наверное, не успев заметить, как дух отлетел из его могучего тела.

Вдаль по галарее, придерживая рясу, улепётывал поп Савва. За ним, шатаясь, ковылял старый стрелец. Даже Илья на своих несильных ногах такого бы догнал, да только чего для? Пускай уходит подобру-поздорову.

Старательно затоптав все факелы, кроме одного, Илья присел передохнуть.

Потолок подпиливать да железной цепью махать — это ладно. Большого ума не надо. А вот как теперь самое трудное исполнить? Нужно ведь к Ромодановскому прорваться. Через ворота, через часовых-караульных.

И это бы полбеды. Ворота можно плечом высадить. Караульных, как на грохот сбегутся, лбами столкнуть. И потом закричать «Слово да дело государево!» — чтоб немедля вели к князь-кесарю. Не проведут — им же хуже, Ильша сам войдёт.

Но дальше придётся старому чудищу, да ещё перепуганному спросонья, всю эту змеиную хитропакость растолковывать. А Ильша про себя знал, что на объяснения он не горазд. Охо-хонюшки…

* * *

Услышав дальний раскат, Автоном Львович благодарно перекрестился на икону и медленно, торжественно поднялся с колен.

— Ну, Петюша, свершилось. Теперь весь мир к нашим ногам ляжет, — сказал он сыну.

Но тот будто не слышал. Сидел, согнувшись, яростно тёр виски. Потом вскочил, бросился к своим склянкам с красками, начал там что-то перемешивать.

С растроганной улыбкой Зеркалов-старший вышел из ермитажа. Пускай небесный житель витает в своих ефирах, тятя позаботится, чтоб сей полёт не омрачался земными бурями. Навстречу бежал начальник ночного караула.

— Алярм, господин гехаймрат! — кричал он. — Это с князь-кесарева двора тревожная пушка ударила!

— Нет, капитан. Это взрыв, — озабоченно ответил Автоном. — Не беда ли какая с Фёдор Юрьичем. Подымай людей в ружьё.

Офицер удивился.

— Что я, взрывов не слыхивал? Пушка это, двенадцатифунтовая, она у князь-кесаря пред крыльцом стоит. А выпалено пустым порохом, оттого и гулко. По артикулу, заслышав сигнальный выстрел, должны палить караулы у нас, и в Измайлове, и в Семёновском.

Не объяснять же ему, что взрыв подземный, отчего и звук вышел глуше, чем от обычного взрыва.

— Должен, так пали.

Через некоторое время, действительно, выстрелили в Измайлове, потом в Семёновском. У казарм Преображенского полка, где по походному времени сейчас квартировала всего одна рота, затрубил горн.

Заспанные ярыги, на бегу поправляя кафтаны, строились на плацу. Пылали огни, бряцали мушкеты, ржали лошади.

Автоном Львович поднялся на вал. Ночь над Москвой в двух местах алела сполохами, пока ещё не обширными. Зажгли. Сейчас и набат ударит. За Преображенской ротой послан скороход. Сейчас подойдёт, и можно выступать в сторону дворца. Наследник, поди, уже весь лоб себе расшиб, молясь да отбивая земные поклоны. От Яузы бешеным скоком несся верховой.

— Где гехаймрат? — закричал он часовым. Юла.