88  

— Про депешу помню. Но ты-то почему у гехаймрата? И пошто ко мне в этаком подлом виде ввалился? Зачем секретарю «слово и дело» сказал?

— Приказано мне временно быть при Внутреннем полуприказе — до разъяснения дела. Господин гехаймрат ныне спешно уехал в Суздаль. Доносец некий поступил, его милость решил сам проверить.

Князь насторожился.

— Неужто к царице Евдокии нитка потянулась?

В Суздали, в Покровском монастыре, содержалась отлучённая государева супруга, в пострижении инокиня Елена. Во время Большого бунта стрельцы пробовали с царевной Софьей стакнуться. Неужто теперь они ведут апроши к Евдокии? Тогда неудивительно, что начальник полуприказа, всё бросив, понёсся в Суздаль.

— Того не ведаю. Мне поручено иное. Хожу по слободам, по монастырям, по кабакам, где сиживают бывые стрельцы. Слушаю, с людишками толкую. Господин гехаймрат велел, если выведаю что сполошное, не ждать его, бежать прямо к твоей княжьей милости. А не станут пускать — кричать «слово и дело».

— Что ж такого сполошного ты по кабакам вызнал?

— Да уж вызнал, — молвил прапорщик Попов, задорно блеснув карими глазами. — Сполошнее не бывает.

Нахальный, подумал Ромодановский. Нахальных князь-кесарь не любил и терпел, лишь если пользы в них больше, чем нахальства. Рявкнул:

— Сказывай! Клещами, что ль, из тебя тянуть? А то гляди, прапорщик. Можно и клещами.

Но Попов угрозы не испугался, держал себя уверенно.

— Болтают по слободам многое, по кабакам того паче. Стрельцам да стрельчихам царя любить не за что, — бойко начал он.

Фёдор Юрьевич на неподобные слова нахмурился. Перебивать, однако, не стал.

— До сего дня, сколь мы сети ни раскидывали, по большей части улавливали уклеек да карасишек, сиречь вздорных болтунов. Щук всего трёх зацепили, невеликого размера. Гехаймрат их пока велел не трогать, лишь досматривать — не выведут ли к рыбине покрупней. Вот я подле них и крутился…

— Что за щуки?

— Сила Петров, Конон Крюков да Зиновий Шкура. Не болтуны, мужики основательные. Все трое прежние стрельцы Гундертмаркова полка.

— Так-так, — азартно почесал подбородок Ромодановский. Имён этих он не знал, но Гундертмарков полк в одна тысяча шестьсот девяносто восьмом году бунтовал, шёл на Москву походом. Чуть не половина его стрельцов сложили голову на плахе, либо были пытаны и разосланы по дальним острогам.

— Иногда они один другого «десятником» величают, важно так. Я сведал по столбцам Стрелецкого приказа — никто из них сего звания отнюдь не нашивал, были рядовыми стрельцами… Троица эта часто в одном кабаке на Сухаревке сиживает. И я рядышком. То нищим оденусь, то подьячим-пьянчугой, а то, как ныне, солдатом. Тут кусочек подслышишь, там ещё один.

— Говори дело, не красуйся! Что ты такого особенного сегодня подслыхал?

Попов приблизился к самому столу, наклонился. Фёдор Юрьевич тоже подался ему навстречу. Старый князь-кесарь и молодой сыщик были сейчас похожи на двух выжлятников, изготовившихся к охоте.

— Несколько раз мне доводилось услышать, как стрельцы поминают какого-то Фрола, — перешёл на таинственный полушёпот прапорщик. — Вот объявится-де Фрол, призовет-де к себе десятников, тогда и дело будет.

— «Рыбину», стало быть, Фролом кличут, — сам того не замечая, тоже шёпотом прошелестел Ромодановский. — Ишь ты, десятников призовёт?

— Сегодня Шкура им говорит (я близёхонько, на полу валялся будто упившись): «Быть нам, братья, ныне в Новоспасском монастыре на колокольне. Звонарь дверь отворит. Пропускное слово „Булат“. Приходить с четырёх часов пополудни, по одному человеку на всяк четвертной бой башенных часов. Я первый, Сила второй, Конон третий, а за нами и остальные прочие. Фрол хочет сначала беседовать с каждым раздельно, а после со всеми десятниками разом». Как я про то услышал, сразу побежал в Преображёнку…

— А? — не расслышал последнее слово князь-кесарь, да и озлился. Закричал. — Что ты нашёптываешь? Кто у меня тут подслушивать станет?

— Виноват. Привычка… В агентском деле без шёпота никак невозможно…

Ромодановский жестом велел сыщику замолчать. Не до пустяков.

— Пускай соберутся. С колокольни деться им некуда, разве на крыльях улететь. Возьмём и рыбину, и щук-десятников, сколько их ни есть! Тогда за всё разом получишь награду.

Здесь бы прапорщику засветиться довольством, к княжьей ручке припасть, а Попов вместо этого предерзко головой затряс.

  88  
×
×