Кожа для барабана, или Севильское причастие

– Но почему все должно закончиться именно так? – мягко спросил Куарт. – У вас могут быть дети.

Ее лицо на миг исказилось, словно от удара хлыстом. Последовало затяжное, не совсем понятное молчание; наконец она снова заговорила:

– Не смешите меня. Мои дети были бы инопланетянами, сидящими за компьютером и одетыми, как герои американских телекомедий, а имя капитана Ксалока звучало бы для них, как название какого-нибудь мультсериала. – Она швырнула сигарету в реку, и Куарт проследил глазами за ее светящейся траекторией. – Так что я избавлю себя от подобного финала. То, что должно умереть, умрет вместе со мной.

– А что же ваш муж?

– Не знаю. Пока что, как вы видели, он в хорошей компании. – Она коротко хохотнула, и этот смех прозвучал так презрительно и жестоко, что Куарту подумалось: не дай Бог; чтобы кто-нибудь когда-нибудь смеялся вот так по моему поводу. – Заставим-ка его расплатиться по всем счетам… В конце концов, Пенчо из тех, кто сам стучит по стойке, требуя счет, а после выходит с высоко поднятой головой. – Она смотрела исподлобья, и в этом взгляде Куарту почудилась угроза. – Но на этот раз счет будет очень большим. Очень.

– У него еще остаются какие-нибудь шансы? Женщина взглянула на него с насмешливым удивлением.

– Какие шансы? Насчет церкви? Насчет этого грудастого ничтожества?.. Насчет меня? – В ее темных глазах двумя далекими кругами бледного света отражалась луна. – У любого мужчины шансов больше, чем у него. Даже у вас.

– Ну, уж меня увольте, – возразил Куарт. Его тон был, наверное, очень убедителен, потому что женщина склонила голову набок с выражением явного интереса.

– Почему? Это была бы прекрасная месть. И приятная. Во всяком случае, я на это надеюсь.

– Месть – кому?

– Пенчо. Севилье. Всему.

Вниз по течению проплывала безмолвная курносая тень буксира; она словно глотала огни Трианы на другом берегу, а потом они снова появлялись сзади. Лишь некоторое время спустя Куарт расслышал приглушенный шум мотора, доносившийся, казалось, вовсе не с буксира, который двигался как будто бы без собственного усилия, несомый течением.

– Похоже на корабль-призрак, – произнесла Макарена. – Как та шхуна, на которой уплыл капитан Ксалок.

Единственным видимым огоньком на судне был одинокий красный фонарь на левом борту; его отсвет упал на лицо женщины. Она следила за ним глазами до тех пор, пока на излучине реки буксир не начал поворачивать и не показался также зеленый фонарь на правом борту. Потом красный мало-помалу исчез совсем, и осталась только зеленая точка, которая все удалялась, сжималась и в конце концов тоже пропала.

– Он приплывает вот в такие ночи, – прошептала Макарена. – При такой луне. А Карлота выглядывает из окна. Хотите, пойдем посмотрим на нее?

– На кого?

– На Карлоту. Мы можем подойти к саду и подождать. Как я делала в детстве. Вам разве не хочется?

– Нет.

Она долго молча смотрела на него. Кажется, с удивлением.

– Я задаю себе вопрос, – наконец сказала она, – откуда у вас это чертово хладнокровие.

– Ну, кровь у меня вовсе не такая холодная. – Куарт тихонько засмеялся. – Вот сейчас у меня дрожат руки.

И это была правда. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не сомкнуть их на затылке женщины и не привлечь ее к себе. О Господи. Откуда-то из дальнего уголка его сознания до него доносился хохот Монсеньора Паоло Спады. Презренные создания, Саломея, Иезавель. Порождение дьявола. Она подняла руку и сплела свои пальцы с пальцами Куарта, чтобы убедиться, что они действительно дрожат. Рука была теплая, горячая; впервые их руки встретились не в пожатии. Куарт мягко высвободил свою и с силой ударил кулаком по краю каменной скамьи. Взрыв пронзительной боли докатился до самого плеча.

– Думаю, нам пора возвращаться, – сказал он, вставая.

Она растерянно взглянула на его руку, потом в лицо. Потом, не говоря ни слова, поднялась, и они медленно пошли по направлению к Ареналю, стараясь не касаться друг друга даже краем одежды. Куарт кусал губы, чтобы не застонать от боли. Он чувствовал, как по пальцам стекает и капает кровь, сочащаяся из разбитых костяшек.

Некоторые ночи оказываются слишком длинными; вот и эта, судя по всему, еще не закончилась. Когда Куарт вернулся в отель «Донья Мария» и получил свой ключ из рук сонного портье, Онорато Бонафе сидел в кресле в вестибюле, поджидая его. Среди многочисленных неприятных черт этого типа, раздраженно подумал священник, есть и такая, как свойство появляться в самые неподходящие моменты.