В ожидании рассвета

Особенно об американках. Крикливые, самоуверенные, недалекие – у потомка английских графов и венгерских воевод не было для них лестных слов. Если его кто-нибудь назвал бы женоненавистником, Джеральд не стал бы протестовать. Все в его жизни складывалось так, что интерес к женщинам, естественный для молодого мужчины, постепенно превращался в презрение.

Единственным исключением была его мать, последняя из благородного рода Секешей. Джеральд вспоминал ее нежное одухотворенное лицо и с горечью сознавал, что ему не суждено встретить такую чудесную женщину в своей жизни. Скромность и изящество перестали быть достоинствами современных девушек. Они слишком увлеклись борьбой за свои права, гонкой за наслаждениями и стремлением ни в чем не уступать мужчинам.

Джеральд был уверен, что никогда не влюбится. Ни одна из его лондонских знакомых, в том числе редкостная красавица Изабелла Фэрбэнкс, не вызвала в нем ничего, кроме легкого презрения. В крайнем случае, равнодушного снисхождения. Даже некая достопочтенная леди Беатрис Холмсвуд, с которой он обручился исключительно по настоянию отца, не пробудила в ледяном сердце Джеральда нежных чувств. Помолвка была расторгнута, когда Джеральд, к великому своему облегчению, застукал леди Беатрис в объятиях своего старшего брата Уилфрида.

Ему открыто сочувствовали, над ним втайне посмеивались. Но никто не догадывался о том, что ему нет ни малейшего дела до изменившей ему невесты. Такое развитие событий было Джеральду даже на руку – теперь он мог с чистой совестью сообщить отцу, что не в состоянии жениться на женщине, которая опозорила его. А чтобы лорду Пемброку не пришла в голову очередная нелепая идейка по поводу его семейного статуса, Джеральд решил укрыться подальше от отцовских глаз и проведать свое трансильванское наследство.

Жизнь в уединении не пугала его. Джеральд знал, что не будет скучать по светскому обществу и людям, которые называли себя его друзьями. Он мечтал спрятаться от всех там, где никто не будет досаждать ему, требовать от него невозможного, утомлять излишним вниманием. Восточная Европа представлялась ему почти что раем. Идеальным местом для человека вроде него. И до вчерашнего дня он был полностью доволен своей жизнью.

Но вчера он познакомился с Николь Аркетт, и все его размеренное существование пошло прахом. Когда Джеральд встретил ее на пустынной дороге за рулем полуразвалившегося драндулета, он подумал, что грезит наяву. Что здесь забыла эта хрупкая светловолосая девочка с темными, немного удивленными глазами, как будто она все время хочет о чем-то спросить, но никак не решается?

Но что бы она ни делала, ее появление было Джеральду на руку. Он ругал себя на чем свет стоит за то, что выехал из замка без запасной канистры бензина. И вот на тебе, ангел во плоти сошел на землю, чтобы выручить его из беды.

Правда, когда выяснилось, куда направляется это милое создание, Джеральд понял, что поторопился с выводами. Если кто и должен был кого спасать, так это он Николь, а не наоборот. Бедняжка все со страху перепутала и настаивала на том, что ей обязательно надо повернуть направо, хотя ехала в Бистрицу. Хорошо хоть, что ему удалось ее переубедить…

Джеральд недоумевал, почему он не расстался с Николь в Бистрице. Больше их ничего не связывало. Дальше о девушке вполне могли позаботиться сотрудники «Новой Трансильвании». Но что-то мешало ему попрощаться с ней. Что? Желание отплатить добром за то, что она подобрала его ночью? Или немая мольба в ее широко распахнутых темных глазищах? Забота о ее благополучии или стремление как можно лучше ее узнать? И то, и другое, и третье…

Джеральд не мог просто так расстаться с Николь. Вначале надо было удостовериться, что засевшая в сердце заноза всего лишь мерещится ему. Повстречай он кого угодно при подобных романтических обстоятельствах, он бы счел это знаком судьбы. Но, как известно, с первыми лучами солнца исчезает любой мираж. Значит, ему стоит только лучше узнать Николь, и ее странное очарование потеряет над ним силу. Наверняка она такая же недалекая вульгарная девчонка, как миллионы ее соотечественниц, и лишь загадочная ночь виновата в том, что он никак не может выбросить ее из головы.

Однако наступило утро, и Джеральд по-прежнему не торопился сказать Николь «прощай». При свете солнца она была такой же, как и в ночном сумраке, – трогательно хорошенькой, с по-детски наивным выражением овального личика. Она чем-то походила на спящую красавицу, которая очнулась после столетнего сна и с удивлением озирается по сторонам. Джеральд жаждал убедиться в том, что это впечатление обманчиво, и в то же время страшился этого. За пару часов в машине эта молчаливая девушка словно оплела его сердце невидимыми нитями…