Изгнанница Ойкумены

К счастью, Ник не стал искать древний, аутентичный маркер.

– Держи.

– Извини, дружок, – Регина сосредоточилась. Воспоминание еще было ярким, но в любую минуту могло «полинять». – Я испорчу твою замечательную карту. Надеюсь, это не критично…

Маркер провел первую линию – у реки, там, где базировалась 3-я группа. Двинулся южнее, изобразил короткий зигзаг у холмов. И дальше, дальше, по кругу, замыкая в кольцо большую часть города. Вне пределов кольца остались западные кварталы, виноградники за холмами; рыбачьи поселения на том берегу реки, два храма у подножья горной цепи – все, без чего шадруванцы не мыслили жизни, а ларгитасцы ни разу не видели… Ник внимательно следил за действиями Регины. От комментариев он воздерживался. Наконец доктор ван Фрассен закончила, выпрямилась и с вызовом уставилась на господина посла.

– Откуда ты это знаешь? – мрачней тучи, спросил он.

– Что именно?

– Границы Скорлупы, – Ник склонился над картой, размышляя. Затем сыграл на сенс-панели быструю мелодию и вывел на планшет вторую карту. Там было размечено точно такое же кольцо, чуть сплюснутое по бокам. – Тебе Бреслау показал, да? На Ларгитасе?

– Нет. Тиран мне этого не показывал.

– Тогда Кауфман. Больше некому.

– Рауль нем, как рыба. Он, конечно, неравнодушен ко мне. Но не до такой степени…

– Повторяю вопрос. Откуда ты это знаешь?

– Я и не знаю. Верней, не знала до сегодняшнего дня. Это знает носильщик Зафар. Помнишь? – лысый, кривоногий…

– Не помню. Значит, у плешивого кривоножки Зафара есть карта с разметкой границ Скорлупы? У грязного дикаря, таскающего вещи людей Кауфмана? Интересные дела…

Регина отвернулась. Смотреть на Ника было неприятно. Жесткий, как подошва сапога, господин посол делал выводы. В такие минуты он был похож на хищную птицу. Не хотелось, а вспомнилось потрясение двухнедельной давности – вот они с Артуром, кипя от злости, потому что Ник, зараза эдакая, не встретил их в месте высадки, являются в посольство, заходят в кабинет и обнаруживают любимого человека в полной отключке. Вонь перегара, сладковатый, дурманящий дым клубами; погром и бардак. Любимый человек дрыхнет на полу, храпя на всю галактику. Струйка слюны бежит из уголка рта на ковер. Рубашка вся в пятнах, и лучше не задумываться, что это за пятна. Штанина задралась до колена, обнажив бледную, синеватую голень…

Госпожа Клауберг, бесстрастная, как сякконский идол, попросила их выйти. И при участии Лейлы занялась наведением порядка. На следующий день Ник выглядел не лучшим образом – краше в гроб кладут! – но вел себя так, словно ничего не произошло. Артур радовался встрече с отцом, и Регина не стала заострять вопрос.

Сейчас она жалела об этом.

– Нет, я знал, что все носильщики – соглядатаи. И доносчики по совместительству. Тут удивляться нечему. Но я не предполагал, что дело зашло так далеко, – Ник прикусил губу. Пальцы барабанили по карте, как если бы рассчитывали выбить из мерзавки правду. – Хорошо, мы изучаем Скорлупу. Это понятно. И шадруванцы изучают Скорлупу. Было бы странно, если бы их это явление совсем не заинтересовало. Но такая точность в разметке… Откуда? У них же нет необходимых инструментов…

– Каких инструментов? – удивилась Регина.

– Для изучения Скорлупы!

– Отчего же? Есть у них инструменты. Я бы сказала, отличные инструменты.

– Ты полагаешь, они скрывают от нас истинный уровень своей науки?

– А ты полагаешь, что мы – плохие инструменты?

– Что?

– То, что слышишь, милый мой. Мы – их инструменты.

Она помолчала и добавила:

– Лучших шадруванцам не сыскать.

II

Две недели Артур ходил в Скорлупу, как на работу. Если быть точным – двадцать три погружения. И каждый раз, едва ребенок в сопровождении Лейлы растворялся в пористой массе – он исчезал для доктора ван Фрассен. Ментальный контакт рвался, будто срезан бритвой. Разум подсказывал, что ребенок здесь, в трех – хорошо, десяти, будь они прокляты!.. – шагах от тебя. И этот же богатырь-разум, столь изощренный во всяких телепатических штучках, превращался в безрукого калеку, изнемогающего в тщетных попытках дотянуться до пятилетнего мальчишки.

Рядом со Скорлупой маялся Скунс. Трогал преграду ладонью, тыкал пальцем, приникал ухом. Как-то – Регина сама видела! – даже лизнул. Телохранитель напоминал верного пса, брошенного хозяином. Регина сочувствовала бедняге. Как ей было мучительно испытывать «ментальную глухоту», так Скунс не мог пережить того, что объект рядом, а защитить его в случае опасности Скунс не в силах.