Мир глазами Гарпа

Орен Рэт лежал у нее на груди совершенно неподвижно, словно его обнимали впервые в жизни. Он не сопротивлялся и не пытался использовать нож. Они лежали и слушали, как Марго тащит Ники вместе со стульчиком через холл и через кухню на улицу. Хоуп слышала, как ножка стульчика зацепилась за холодильник, но Марго даже не остановилась и с грохотом потащила мальчика дальше, так и не попытавшись вытащить его из стульчика, пока не оказалась в полуквартале от дома Хоуп, не поднялась на собственное крыльцо, не открыла пинком собственную дверь и не заперла ее за собой на ключ.

— Не убивай меня, — прошептала Хоуп. — Просто уходи. И побыстрее. Тогда ты спасен. Ведь Марго сейчас звонит в полицию!

— А ну-ка, одевайся! — велел ей Орен Рэт. — Я тебя еще не поимел, а поиметь я тебя намерен непременно. — Боднув ее своей прилизанной макушкой, он в кровь разбил ей губу о зубы, и рот у Хоуп был весь перепачкан кровью. — Як тебе по делу пришел, — все повторял он, но как-то неуверенно. Он был такой же мосластый и неуклюжий, как молодой кастрированный бычок. Он заставил ее надеть платье прямо на голое тело и поволок через холл, неся в руках свои башмаки. Лишь очутившись с ним рядом на сиденье грузовичка, Хоуп осознала, что на нем одна из фланелевых рубашек ее мужа.

— Марго наверняка записала твой номер! — сказала она ему. И повернула зеркало заднего вида к себе, чтобы посмотреть, на кого она похожа, и промокнула разбитую вспухшую губу широким мягким воротником платья. Орен Рэт молча врезал ей локтем в ухо, да так, что у нее в голове загудело, и отшвырнул к самой дверце, прижав ее голову к сиденью.

— Зеркало мне самому нужно, чтоб дорогу видеть, — сказал он. — И не вздумай в окошко высовываться, не то сделаю тебе больно. — Он, оказывается, прихватил с собой ее бюстгальтер и теперь ловко стянул им запястья Хоуп и привязал к ржавой ручке «бардачка», который, разинув пасть, точно от удивления, смотрел прямо на Хоуп.

Машину он вел так, словно особенно и не спешил выбраться из города. И не проявил ни малейшего нетерпения, когда застрял в довольно большой пробке на перекрестке возле университета. Спокойно смотрел, как пешеходы переходят улицу, и даже несколько раз покачал головой и восхищенно поцокал языком, заметив, как одеты некоторые студентки. Хоуп видела окно кабинета мужа, но не знала, там ли он сейчас, или читает лекцию в аудитории.

На самом деле Дорси Стэндиш был в кабинете, на четвертом этаже, и выглянул в окно, как раз когда светофор сменил цвет и поток машин получил возможность двигаться, а толпы студентов на время задержались на тротуаре. Дорси Стэндиш любил наблюдать за уличным движением. В университетском городке было много ярких иностранных машин, и здесь эти машины резко контрастировали с автомобилями местных жителей — с высокобортными фермерскими грузовиками для перевозки свиней и рогатого скота, со странной уборочной техникой, покрытой грязью фермерских полей и проселочных дорог. О фермах Стэндиш не знал ничего, но ему ужасно нравились и эти животные, и эта техника, и особенно эти опасные, задыхающиеся грузовики. Вот и сейчас там стоял один такой, с покатым настилом в кузове — интересно, для чего? — и с решеткой из толстой проволоки, которая удерживала (или поддерживала?) что-то тяжелое. Стэндиш любил представлять себе, как работают всякие механизмы.

Внизу, под окном, бирюзовый грузовичок двинулся вперед вместе с остальным транспортом; крылья грузовичка были в пятнах ржавчины, решетка радиатора вдавлена и почернела от слоя засохших мух и — как показалось Стэндишу — от перьев разбившихся о нее птичек. В кабине рядом с водителем виднелась хорошенькая женщина — что-то в ее профиле и прическе напоминало Хоуп, да и платье, заметил Стэндиш, именно того цвета, какой больше всего любит его жена. Но он стоял на четвертом этаже, грузовичок быстро проехал мимо, а заднее стекло кабины было так густо залеплено засохшей грязью, что разглядеть сидевшую в кабине женщину оказалось невозможно. Тем более Дорси спешил на лекцию, начинавшуюся в девять тридцать, и решил, что женщина, которая ездит на таком безобразном грузовике, вряд ли может быть такой уж хорошенькой.

— Спорим, твой муженек все время трахает своих студенток, — сказал Орен Рэт. Его огромная лапища, сжимавшая нож, лежала у Хоуп на животе.

— Нет, я так не думаю, — сказала она.

— Вот дерьмо! А что ты вообще в этом понимаешь! — рявкнул он. — Вот я, например, собираюсь так хорошо тебя оттрахать, что тебе небось и останавливать меня не захочется.