Любовный треугольник

Глеб обернулся на низкий бесцветный голос. Перед ним стоял именно отец – какие могли быть сомнения? Но встреть его Глеб в любом другом месте, кроме этой квартиры, никогда бы и ни за что не узнал. Лицо мужчины было острым, как у ястреба, взгляд – колючим. И сам он весь оказался похож на исхудавшего после лютой зимы зверя. Глеб отчетливо видел кости, обтянутые изнуренной морщинистой кожей.

Куда делась беспечная развязность, знакомая Глебу по фотографиям? Куда пропал блеск в распутных глазах?

–?Ваш, – он запнулся, увидев, как брови незнакомца поползли на лоб, – я ваш земляк.

–?Без приглашения? – строго спросил он.

–?Так вышло, – было противно и неловко оправдываться, – меня зовут Глеб. Глеб Самойлов.

Мужчина вздрогнул всем телом и закрыл костлявыми ладонями лицо. Все его существо обмякло, он не напоминал больше ястреба – скорее, умирающую ворону. Прошло немало времени, прежде чем он взял себя в руки и посмотрел на молодого человека совершенно иначе: затравленно, виновато. Наконец он смог заговорить и, пробормотав «извините», стремительно вышел за дверь.

Глеб медленно опустился на табурет.

–?Что это было?! – услышал он возмущенный голос Нади, прозвучавший словно из параллельного мира.

–?Не знаю, – Глеб отвел глаза, – наверное, твой папа не рад меня видеть.

–?Я заметила, – она огорчилась совсем как взрослая и в эту минуту стала очень похожа на мать, – пойду поговорю с ним.

Через час, после семейного ужина, отец с сыном сидели за столом и смотрели мимо друг друга. Мать с дочерью уже ушли в комнату. Глеб видел, что Нину, жену отца, его присутствие раздражает; она брезгливо ковырялась вилкой в тарелке и не могла при постороннем человеке вести себя как обычно. Ее губы сжимались в тонкую нить, брови соединялись на переносице, руки временами дрожали. Глеб медленно ел, не ощущая вкуса, и мечтал провалиться сквозь землю.

–?Так ты надолго в Москву? – спросил отец.

–?Как получится, – Глеб пожал плечами.

–?Я бы тебя не узнал, – произнес он дрожащим голосом и быстро утер набежавшую вдруг слезу. Глеб заметил, что кожа у внешних уголков глаз отца воспалена и покрыта мелкими трещинками.

–?Я тоже, – с тяжелым сердцем ответил он.

–?Ты не подумай, – отец виновато отвел взгляд, – Нина – прекрасная женщина. Как я ее люблю! Но такое несчастье…

Глеб не ответил: он уже чувствовал, что отец сейчас заговорит. Фактически видел невыносимую тяжесть, расположившуюся у него на сердце и изо всех сил рвавшуюся наружу.

–?Знаешь, – зашептал отец, не заставив себя долго ждать, – это я во всем виноват. Бог ведь наказал Нину за мои грехи. Сколько я причинил зла по молодости! Матери, вам. Как вспомню, что вытворял, слезы сами текут, и не могу поверить… Но память-то не обманешь.

Он шептал и шептал, а гребаная тяжесть, которую он сбрасывал со своей души, находила пристанище в сердце Глеба.

Отец влюбился по-настоящему, только когда ему исполнилось тридцать лет. Она была москвичка, происходила из артистической семьи и сама работала в цирке воздушной гимнасткой. Между отцом и Ниной была большая разница в возрасте. По выражению глаз отца Глеб прекрасно видел, какую гордость испытывал тот, заполучив через три года невинного знакомства девушку, за которой, как за фантомом, гонялся, по сути, целую жизнь. И все было сказкой: свадьба, ее гастроли, его работа фотографа, в которой он нашел призвание, рождение Нади, семейное счастье. До тех пор, пока однажды Нина не сорвалась. Прямо на представлении – он с четырехлетней Надюшей был в зале.

Отец успел ладонью закрыть дочери глаза и, не разбирая дороги, бросился вон из зала. Пока метался как полоумный, пока искал человека – костюмершу Алину, – которому можно доверить ребенка, пока добежал до арены, Нину уже увезли на «Скорой». Она так и не простила ему. Говорила, что ждала его сквозь смертельную боль, не теряла сознание. А он бросил.

Александр доехал до больницы, когда операция уже началась. Сидел в приемном покое шесть часов, не вставая, ждал хирурга и обливался горячим потом вперемежку со слезами. Словно предчувствовал: жена после операции не оправится. Откуда взялась в нем эта ужасная уверенность?! Непонятно. Но чувство вины прочно засело в душе именно во время того ожидания. Бог покарал. Отец всегда знал, что прошлая жестокость ему отольется…

Вот и все. После травмы позвоночника Нина уже не встала. Ему говорили, что единственная надежда – отвезти ее в Германию. Говорили, там умеют делать невероятные операции и ставить на ноги. Он нашел клинику, отправил описание болезни и снимки. Ответ был таким: попробовать можно, только без четких гарантий. Сумма за операцию и уход в реабилитационный период повергла отца в шок. Он понимал, что не заработает столько за всю свою жизнь. Не соберет у друзей.