Воспоминания

В целом путешествие проходило легко и радостно, но в последний вечер им стало грустно.

– Может быть, нам повернуть обратно в Париж?

– Нет, – решительно сказала Сирина, приподнявшись на кровати после сладостных утех любви, – мне хочется увидеть Нью-Йорк, познакомиться с твоей семьей, а затем поехать в Сан-Франциско, посмотреть на всех этих ковбоев и индейцев. Думаю, мне понравится Дикий Запад.

Брэд рассмеялся, услышав эти слова.

– Единственное, что там будет дикое, так это твое воображение.

– Неужели там нет ни ковбоев, ни индейцев? Ну хотя бы одного?

– Только не в Сан-Франциско. Чтобы посмотреть на ковбоя, придется отправиться в Роккис.

– Отлично, – обрадовано воскликнула Сирина и поцеловала его в шею, – тогда мы отправимся туда в путешествие! Верно?

– Интересно, когда же вы собираетесь все это сделать, мадам? До того, как родите?

– Разумеется. А чего бы тебе хотелось? – Теперь на лице Сирины отразилось изумление. – Чтобы я сидела дома и все время вязала носочки?

– Да, эта мысль мне нравится.

– Ну а мне нет. Мне хочется заняться каким-нибудь делом, Брэд.

– О Господи Боже мой, спаси меня. – Со стоном он рухнул навзничь на подушку. – Вот она, современная женщина! Чем же ты хочешь заняться? Поступить на работу?

– А почему бы и нет? Это же Америка. Демократическая страна. Я могла бы заняться политикой. – Глаза Сирины озорно блеснули, а он предостерегающе поднял руку.

– Это у тебя не пройдет! Одной такой женщины в моей семье вполне достаточно, спасибо! Придумай что-нибудь другое. Кроме того, – он возмущенно сдвинул брови, – через шесть месяцев у тебя будет ребенок. Неужели ты не можешь просто отдохнуть перед родами?

– Да, но, может быть, я смогла бы кое-что сделать еще до родов.

Сирина много думала о Сан-Франциско, о том, что будет там. Ей не по душе было сидеть на месте со своим огромным животом, а хотелось заняться каким-нибудь делом.

– Не смеши меня. Разве не все женщины сидят и ждут своего часа?

– Нет, не все. Есть женщины, которые занимаются не только этим в период беременности. Знаешь, – Сирина задумалась на мгновение, – женщины из бедных семей в Италии работают, будучи беременными, – они работают на полях, в магазинах, пекарнях, занимаются своими обычными делами. И вот в один прекрасный день… бум – появляется малыш, и они возвращаются домой уже с младенцем на руках… – Она улыбнулась, а Брэд рассмеялся, представив себе эту картину.

– Ну ты и скажешь, любимая! Ты тоже так хочешь? Бум – и появляется малыш, в то время когда ты работаешь в поле?

Сирина как-то странно взглянула на него.

– Когда я работала с Марчеллой, я была удивительно счастлива.

– Боже милосердный, Сирина! Это же ужасно: работать прислугой в доме собственных родителей.

– Мысль, может быть, и ужасна, но сама работа нет. Я чувствовала, что каждый день совершаю нечто полезное. Знаешь, у меня было много обязанностей, и я выполняла их хорошо.

Брэд нежно поцеловал ее в кончик носа.

– Знаю, малышка. Тебе приходилось чертовски много работать. Не хочу, чтобы тебе вновь пришлось заниматься чем-либо подобным. – Он довольно посмотрел на нее, зная, что такого не случится. – И тебе не придется. Теперь ты моя жена, дорогая. Единственное преимущество, которое дает имя Фуллертонов, – это комфорт не только для нас, но и для наших детей, оно навсегда избавит их от подобных житейских тягот.

– Приятно сознавать… – Однако его слова не произвели на нее большого впечатления. – Я полюбила бы тебя, даже если б ты был бедным.

– Знаю, дорогая. Но все же приятно жить и не волноваться из-за этого, не так ли?

Сирина кивнула и прильнула к мужу. Но прежде чем сон одолел ее, Сирина еще раз представила будущую жизнь в Сан-Франциско и поняла, что хотела чего-то большего, а не просто иметь ребенка. Ребенок – это замечательно, но ей также хотелось чем-нибудь заниматься. Она еще не знала чем, но была уверена, что скоро поймет.

В шесть часов утра стюард, постучав в дверь каюты, сообщил, что корабль подплывает к Нью-Йорку. В порт планировалось зайти в десять утра, однако издавна существовала традиция входить в бухту очень рано. После этого выполнялись различные формальности и делалось все возможное, чтобы не причинять пассажирам неудобств ранним прибытием в порт. Что-то завораживающее таилось в том, чтобы проплыть мимо статуи Свободы именно на рассвете, в момент восхода солнца, когда золотые лучи пронизывают небо и отражаются на ее руках, на факеле, короне. Это зрелище редко в ком не пробуждало глубоких чувств, и те, кто увидел эту картину, преисполнялись ощущением какой-то необыкновенной связи с Америкой. Сирина была потрясена до глубины души: ей показалось, что статуя осветила ей дорогу в новую жизнь.