Первый человек в Риме. Том 2

– Мне только что пришло на ум, Луций Аппулий… Народ, по крайней мере, сознательная и хорошо обученная масса. Столпы римских обычаев! Но что будет, если однажды кто-нибудь станет говорить и о неимущих так же, как ты говоришь сейчас о Народе?

Сатурнин рассмеялся:

– Пока брюхо голытьбы набито, а эдилы устраивают хорошие зрелища, голытьба счастлива. Допустим мы голытьбу к политике – Форум превратится в большой Цирк.

– Нынешней зимой их животы были не так уж полны, – сказал Главция.

– Но они и не голодали – благодаря уважаемому Марку Эмилию Скавру. Знаешь, я не сетую на то, что нам никогда не удастся переманить на свою сторону Метелла Нумидийца или Катулла Цезаря. Но я не без сожаления думаю, что мы никогда не будем иметь своим сторонником Скавра.

Главция посмотрел на него с интересом:

– Ты не в претензии, что Скавр вышвырнул тебя из Сената?

– Нет. Он делал то, что считал правильным. Но однажды, Гай Сервилий, я узнаю, кто был настоящим преступником. И они пожалеют о том, что было.

В начале января в Народном собрании Гай Норбан предъявил Квинту Сервилию Сципиону обвинение в том, что он потерял армию.

Страсти разгорелись с самого начала, так как отнюдь не все в Народном собрании были против особого положения сенаторов, да и Сенат провел с плебеями разъяснительную работу. Задолго до того, как трибы были созваны на голосование, вспыхнули волнения и полилась кровь. Народные трибуны Тит Дидий и Луций Аврелий Котта вынуждены были наложить вето на всю процедуру, но были согнаны с ростры разъяренной толпой. Летели камни, от ударов дубинками трещали ребра. Дидий и Луций Котта были вытащены из Комиция и буквально вдавлены напирающей толпой в Аргилетум, где и скрылись. Оглушенные и напуганные, они все же пытались прокричать вето сквозь море злых лиц, но слова их заглушали крики толпы.

Слухи о Толосе, несомненно, пошли на пользу Сципиону и Сенату. Весь город, от голытьбы до первого класса, проклинал Сципиона-вора, Сципиона-предателя. Люди – даже женщины, которые никогда не проявляли интереса к событиям на Форуме или в Собрании, пришли посмотреть на преступника невиданного ранее размаха. Разгорелись споры: как высоки должны быть горы украденных им слитков, как тяжелы, сколько их было. Ненавистью был отравлен весь город: люди не любят, когда кто-то сбегает с деньгами, которые считаются общей собственностью. Особенно, если этих денег так много.

Решив продолжать разбирательство, Норбан не обращал внимания на окружавшую его суматоху, в то время как привычные ко всему слуги Народного собрания вклинились в толпу, собравшуюся, чтобы посмотреть на Сципиона и его обругать. Обвиняемый стоял на трибуне в окружении ликторов, приставленных, чтобы охранять его от толпы. Сенаторы, чей патрицианский ранг не давал возможности участвовать в Народном Собрании, толпились на ступенях Курии и выкрикивали оскорбления в адрес Норбана, пока их не начали забрасывать камнями. Скавр упал с кровоточащей раной на голове. Но Норбан не остановил суд даже для того, чтобы проверить, не мертв ли принцепс Сената.

Голосование прошло очень быстро: первые восемнадцать из тридцати пяти триб единогласно осудили Квинта Сервилия Сципиона и голоса остальных триб уже не требовались. Ободренный поддержкой, Норбан предложил Народному собранию вынести приговор столь суровый, что сенаторы, присутствовавшие в собрании, завопили. Снова первые восемнадцать триб проголосовали «за». Сципион был лишен гражданства, ему было отказано в еде и крове в любой точке на расстоянии восьмисот миль от Рима, велено уплатить штраф в пятнадцать талантов золотом и подписано до начала его ссылки заключить его в камеры Лаутумия без права разговаривать даже с членами семьи.

Квинт Сервилий Сципион, экс-гражданин Рима, был уведен ликторами в полуразвалившиеся камеры Лаутумии.

Удовлетворенные финалом этого волнующего дня, толпы повалили домой. На Форуме остались несколько сенаторов.

Десять народных трибунов стояли в полярных группах: Луций Котта, Тит Дидий, Марк Бебий и Луций Антоний Регин шепотом совещались; ликующий Гай Норбан и Луций Аппулей Сатурнин оживленно разговаривали с Гаем Сервилием Главцией, который подошел, чтобы поздравить их; еще четверо колеблющихся в растерянности смотрели то на одних, то на других.

Марк Эмилий Скавр сидел, прислонившись спиной к подножию статуи Сципиона Африканского, пока Метелл Нумидиец и два раба пытались остановить кровь, текшую из раны принцепса. Красс Оратор и его веселый собутыльник и двоюродный братец Квинт Муций Сцевал, потрясенные, вертелись около Скавра. Два взволнованных молодых человека, Друз и Сципион-младший, стояли на ступенях Сената вместе с Публием Рутилием Руфом и Марком Аврелием Коттой. Младший консул, Луций Аврелий Орест, лежал в вестибюле, представленный заботам претора.