Первый человек в Риме. Том 2

Югурта отправил в рот улитку: он не пробовал их со времени своего изгнания из Рима.

– Что тут рассказывать. Он – типичный представитель своего класса. Все, что он делает, делает хорошо. И так, что трудно понять, нравится ему это делать или нет. Я долгое время находился с ним рядом, но ни разу не видел, чтобы он проявил к чему-то интерес. Не сомневаюсь, что он способен выиграть войну, стать правителем. Но о его личной жизни я не могу сказать ничего.

По его подбородку потек жирный соус. Подбежавший слуга тщательно вытер ему рот. Югурта громко рыгнул и продолжил:

– Он всегда поступает целесообразно, потому что ему не хватает силы, которую дает человеку только бессмертие. Если перед ним две дороги – он выбирает ту, которая, как ему кажется, потребует меньше усилий.

– П-п-почему ты т-так ув-в-верен? – спросил Метелл Поросенок.

– Я участвовал с ним во многих походах, – ответил Югурта, задумчиво ковыряя во рту зубочисткой. – Последний раз мы вместе прошли по Африке от Икозиума до Утики. Мы хорошо узнали друг друга.

Югурта ждал еще вопросов, но все молчали. Принесли салаты и жаркое. Метелл Нумидиец и его гости вернулись к еде. Лица молодых принцев Йампса и Оксинта светились от радости.

– Они готовы умереть за меня, – понизив голос сказал Югурта Руфу.

– Нет нужды это показывать.

– Вот и я им говорю.

– Они знают, куда поедут?

– Оксинт в любом случае отправится в Венузию, а Йампс – в Аскулум Пицентум, другой тайный город.

– Венузия – это юг Кампании, по дороге в Брундизий, а Аскулум Пицентум – на северо-восток от Рима, по другую сторону Апеннин. Им будет там неплохо.

– И долго они там пробудут? – поинтересовался Югурта.

Рутилий пожал плечами:

– Трудно сказать. Наверное, несколько лет. До тех пор, пока местные магистраты не сообщат Сенату, что они не представляют опасности для Рима.

– Боюсь, они останутся там навсегда. Лучше бы им погибнуть со мной, Публий Рутилий!

– Нет, Югурта. Ты ведь не знаешь, какое будущее им суждено. Кто знает, что будет?..

– Ты прав.

Обед закончился сластями и фруктами. Только Йампс и Оксинт не отдали десерту должное.

– Скажи, Квинт Цецилий, – обратился Югурта к Метеллу Нумидийцу, когда остатки обеда были унесены и подали вино, – что ты будешь делать, если когда-нибудь появится новый Гай Марий, с теми же силой, разумом, сердцем – но в шкуре римского патриция.

Нумидиец прикрыл глаза:

– Не знаю, что ты имеешь в виду. Гай Марий – это Гай Марий.

– Не обязательно. Как бы ты отнесся к Гаю Марию, происходящему из знатных патрициев?

– Этого не может быть.

– Да, это нонсенс, – согласился Югурта, смакуя вино.

– Я думаю, Квинт Цецилий хочет сказать, что Гай Марий может быть рожден только своим классом, – мягко заметил Рутилий Руф.

Гость отрицательно покачал головой.

– Нет, – ответил за всех Руф. – То, что ты говоришь, может быть верно только для Нумидии или для какой-нибудь еще страны. Но не для Рима. Никогда римский патриций не будет таким, как Гай Марий.

Спор прекратился. Вскоре Публий Рутилий Руф отправился домой, обитатели дома Метелла разошлись по своим спальням. Югурта, разморенный отличной пищей, вином и приятной компанией, спал крепко, без сновидений.

Когда слуга его разбудил, Югурта почувствовал себя отдохнувшим и свежим. Он принял горячую ванну и облачился в мантию. Ему завили волосы и бороду, выбрили щеки, надели на него золотые и серебряные бусы, надушили, украсили диадемой и драгоценностями /кстати, строго учтенные казначеем: после триумфального шествия их следовало отослать на Кампус Марция для дележа, как воинскую добычу/.

– Сегодня, – сообщил Югурта своим сыновьям по дороге на Кампус Марция, – я впервые увижу Рим.

Сулла встретил их среди хаоса толпы, освещенной лишь факелами, хотя из-за Эсквилина уже вставало солнце. Югурте показалось, что вся эта толкотня и шумиха понадобилась только для того, чтобы привлечь на Вилла Публика побольше народу.

Цепи, сковывавшие Югурту, были скорее символическими: куда бежать побежденному царю?

– Вчера вечером мы говорили о тебе, – доверительно сообщил Югурта.

– Да? – отозвался Сулла, одетый в серебряные доспехи и наколенники, серебряный аттический шлем, украшенный алыми перьями, и в алый плащ.

Югурта, привыкший видеть Суллу в широкополой соломенной шляпе, даже не сразу узнал его. Позади Суллы слуги установили внушительные декорации с изображением его воинских подвигов.