233  

Я сказал, что так оно и есть.

«Теперь возьмем наших полинезийцев. Тот, кто с целью изучения данного вопроса побывал на Таити, Гавайях или Вифлееме, согласится, что тихоокеанские островитяне при тщательном наставлении могут обучиться азам грамотности, счета и благочестия, превосходя таким образом негров и состязаясь с азиатами в трудолюбии».

Перебив его, Генри заметил, что маори поднялись уже до азов меркантилизма, дипломатии и колониализма.

«Это подтверждает мое мнение. Наконец, ниже всех и в наименьшем количестве идут так называемые «неисправимые расы»: австралийские аборигены, патагонцы, различные африканские племена и т. д., всего лишь на один пролет отстоящие от человекообразных обезьян и столь закоснелые в отношении Прогресса, что, боюсь, подобно мастодонтам и мамонтам, ускоренное «сбрасывание с лестницы» — вслед за их двоюродными братьями, гуанчами, обитателями Канарских островов и тасманийцами — самая милосердная для них перспектива».

«Вы имеете в виду, — покончив со своим супом, спросил капитан Молинё, — истребление?»

«Именно, капитан, именно. Законы природы и Прогресс действуют заодно. Наш век станет свидетелем того, как человеческие племена исполнят пророчества, запечатленные в их расовых чертах. Высшие расы низведут количество чрезмерно расплодившихся дикарей до того уровня, что диктуется природой. Могут воспоследовать неприятные сцены, но люди, обладающие интеллектуальным мужеством, не должны отступать. Ведь после этого установится величественный порядок, когда каждая раса будет знать и, более того, ценить свое место на Господней лестнице цивилизации. Вифлеемский залив являет собой проблеск грядущей зари».

«Да будет так, пастор. Аминь», — отозвался капитан Молинё. Некий мистер Гослинг (жених старшей дочери Хоррокса) ломал себе руки, умасленный и восхищенный. «Если осмелюсь заметить, сэр, меня удручает это, почти как… да, лишение бенефиции, если ваша теория останется, сэр, неопубликованной. «Лестница Цивилизации Хоррокса» прославит Королевское Общество на весь мир!»

«Нет, мистер Гослинг, я должен трудиться здесь, — сказал пастор Хоррокс. — Тихоокеанские острова сами должны найти нового Декарта, [256] нового Кювье». [257]

«Очень умно с вашей стороны, пастор, — сказал Генри, прихлопнув какую-то мошку и изучая ее останки, — держать свою теорию при себе».

«Почему это?» — вскинулся наш хозяин, не в силах сдержать раздражения.

«Да ведь при внимательном рассмотрении становится совершенно очевидно, что ваша «теорема» избыточна, коль скоро достаточно простого закона».

«Какой закон вы имеете в виду, сэр?»

«Первый из «Двух Законов Гуза о Выживании». Он звучит так: «Кто слаб, тот всегда для сильных еда»».

«Но ваш «простой закон» никак не раскрывает фундаментальной тайны — «Почему белые расы господствуют надо всем миром?»».

Генри со смешком зарядил воображаемый мушкет, прищурив глаз, навел ствол, а затем заставил всех присутствующих вздрогнуть: «Бах! Бах! Бах! Понятно? Завалить его, пока он не успел выпустить из духовой трубки отравленную стрелу!»

«Ах!» — в смятении воскликнула миссис Дербишир.

«Где же ваша фундаментальная тайна?» — пожимая плечами, сказал Генри.

У пастора Хоррокса окончательно испортилось настроение. «Вы подразумеваете, что белые расы правят земным шаром не благодаря милости Божьей, но благодаря мушкету? Но подобное утверждение — это всего лишь та же самая тайна, облаченная в чужое платье! Как могло случиться, что мушкет попал в руки белого человека, а не, скажем, эскимоса или пигмея, если не по августейшей воле Вседержителя?»

Ответ Генри не заставил себя ждать: «Наше оружие не было сброшено к нам в руки в один прекрасный день. Это не манна с Синайских небес. Со времен битвы при Азенкуре [258] белый человек совершенствовал и развивал пороховые науки, пока современные наши армии не стали в состоянии уложить своими мушкетами десятки тысяч! «Ага! — скажете вы. — Но почему мы, арийцы? Почему не унипеды Ура или мандраки Маврикия?» Потому, пастор, что, по сравнению со всеми прочими расами мира, наша любовь — или, скорее, жадность — к драгоценностям, золоту, специям и власти, да, более всего к этой сладостной власти, является самой острой, ненасытной и неразборчивой в средствах! Эта жадность, да, движет нашим Прогрессом; не знаю уж, к аду он нас приведет или к раю, и вы, сэр, не знаете. Да я особо и не беспокоюсь. Я лишь чувствую благодарность к своему Творцу за то, что он поместил меня в стан победителей».

  233  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×