234  

Ошибочно истолковав прямолинейность Генри как неучтивость, пастор Хоррокс, Наполеон своей экваториальной Эльбы, весь раскраснелся от возмущения. Я сказал несколько лестных слов нашей хозяйке по поводу ее супа (хотя на самом деле из-за постоянной потребности в вермициде мне трудно было переваривать что-либо, кроме самой простой пищи) и спросил, выловили ли этих черепах на окрестных побережьях или же доставили откуда-то издалека.


Позже, лежа в кровати среди удушливой тьмы, когда его могли подслушать только гекконы, Генри признался, что дневной его врачебный прием был «парадом загорелых истеричек, которым не требуется никакой медицинской помощи, но необходимы торговцы чулками и бельем, модистки, изготовители дамских шляпок, парфюмеры и производители всей прочей амуниции для их пола!» Его «консультации», добавил он, на одну часть касались медицины, а на девять других — злословия и сплетен. «Все божатся, что их мужья покрывают местных женщин, и живут в смертельном страхе «что-нибудь» подцепить. Платочки в воздухе так и порхали».

От его признаний мне стало не по себе, и я решился заметить, что Генри мог бы проявить хоть немного сдержанности, когда спорил с нашим хозяином. «Дражайший Адам, я проявлял сдержанность, и отнюдь не малую! Мне вот что хотелось крикнуть этому старому глупцу: «Зачем приукрашивать ту простую истину, что мы подгоняем более темные расы к могиле, чтобы захватить их землю и ее богатства? Волки, сидя в своих логовах, не стряпают бредовых теорий о расах, чтобы оправдаться в пожирании стада овец! Интеллектуальное мужество! Подлинное интеллектуальное мужество состоит в том, чтобы покончить с этими фиговыми листками и признать, что все люди суть хищники, но мы, белые хищники, с нашим смертоносным содружеством болезнетворной пыли и огнестрельного оружия, являемся образчиками хищничества par excellence, [259] ну и что из того?».

Меня огорчает, что преданный своему делу целитель и добронравный христианин может поддаться такому цинизму. Я попросил его изложить мне Второй Закон Гуза о выживании. Генри ухмыльнулся в темноте и прочистил горло. «Второй закон о выживании состоит в том, что второго закона нет. Ешь или будь съеденным. Вот и все». Вскоре после этого он стал похрапывать, но мой Червь заставлял меня бодрствовать, пока не начали бледнеть звезды. Гекконы ловили мух и мягко шлепали лапами по моей простыне.


Рассвет был душным и алым, словно страстоцвет. Местные мужчины и женщины одинаково тяжело взбирались по «Главной улице» к церковным плантациям на вершине холма, где они работают до тех пор, пока послеполуденная жара не станет невыносимой. Прежде чем прибыла шлюпка, чтобы забрать нас с Генри обратно на «Пророчицу», я сходил посмотреть, как рабочие пропалывают копру от сорняков. Сверх ожидания, этим утром надсмотрщиком выпало быть молодому мистеру Уэгстаффу, и он отправил местного мальчика принести для нас кокосового молока. Я воздержался от вопросов о его домашних, а сам он о них не упоминал. В руке у него был кнут, но он сказал: «Я редко пускаю его в ход сам, для этого есть Стража Христова. Я просто слежу за следящими».

Трое из этих уполномоченных приглядывали за своими товарищами, запевали псалмы (в качестве рабочих песен) и наказывали лодырей. Мистер Уэгстафф был менее расположен к разговору, нежели накануне, и мои шутливые замечания падали в тишину, нарушаемую лишь звуками, производимыми джунглями и работающими. «Вы ведь думаете, что мы сделали из свободных людей рабов?»

Я уклонился от прямого ответа, сказал лишь, что, как объяснил нам мистер Хоррокс, их труд оплачивал те блага Прогресса, которые принесла им миссия. Мистер Уэгстафф меня не слышал. «Существует такая порода муравьев, их называют работворцами. Они совершают набеги на колонии обычных муравьев, крадут там яйца, доставляют в собственные муравейники, и, после того как они выводятся, украденные рабы становятся рабочими в большей империи. Им даже не снится, что они когда-то были украдены. Если хотите знать мое мнение, мистер Юинг, Господь Иегова создал этих муравьев как модель. — Взгляд мистера Уэгстаффа был отягощен древним будущим. — Имеющие очи да увидят».

Люди неустойчивого характера меня нервируют, а мистер Уэгстафф оказался именно таким. Я принес ему свои извинения и отправился в следующий свой «порт захода», а именно в школу. Здесь юные назареяне обоих цветов кожи изучают Писание, арифметику и основы прочих предметов. Миссис Дербишир учит мальчиков, а миссис Хоррокс — девочек. После полудня белым детям полагаются три часа дополнительных занятий по учебному плану, согласному с их положением (хотя Дэниел Уэгстафф никак, похоже, не поддается на уловки своих преподавателей), в то время как их темнокожие приятели присоединяются к своим родителям и работают в поле вплоть до ежедневной вечери.

  234  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×