Занавес

— Расскажите мне о мистере Нортоне.

— Вряд ли я многое могу рассказать. Он очень приятен, немножко стеснителен, и, возможно, несколько глуп, но всегда очень деликатен. Он жил со своей матерью, довольно сварливой, глупой женщиной. Мне кажется, она распоряжалась им, как хотела. Она умерла несколько лет тому назад. Он очень интересуется птицами, цветами и вещами, им подобными. Он видит все вокруг.

— Вы полагаете, сквозь очки?

— Ну, — улыбнулась мисс Коул, — не следует понимать меня буквально. Я хотела сказать, он многое замечает. Это часто бывает с такими спокойными людьми. Он — не эгоист и очень тактичен по отношению ко всем, но, пожалуй, неудачник, если вы, конечно, понимаете, что я хочу сказать.

— Конечно, понимаю, — кивнул я.

— Подобные места приносят несчастье, — неожиданно произнесла Элизабет Коул. В её голосе вновь зазвучала обида. — Владельцы постоялых дворов обычно разорившиеся, но милые люди. Такие места всегда привлекают неудачников — тех, которым некуда ехать, тех, кого жизнь надломила и разорила, тех, кто стар и устал от жизни.

Голос её затих. Глубокая и сильная печаль охватила меня. Как это верно! Ведь мы тоже своего рода коллекция стареющих людей. Седые головы, седые сердца, седые мечты. Взять хотя бы меня — одинокий, печальный человек, или женщину рядом со мной — тоже разочарованное создание, или же доктора Фрэнклина — с его разбитыми амбициями, его жену — жертву болезни, или спокойного маленького прихрамывающего Нортона, наблюдающего за птицами. Даже Пуаро, когда-то блистающий Пуаро, теперь уже полный инвалид.

Как всё выглядело иначе в былые годы — в те дни, когда я впервые оказался в Стайлзе! Эта мысль пронзила меня насквозь, и восклицание боли и сожаления сорвалось с моих уст.

— Что случилось? — быстро осведомилась моя собеседница.

— Ничего. Меня просто поразил контраст между тем, что было и что стало. Я ведь был здесь, как вы знаете, много лет назад, в годы моей юности.

— Понимаю. Тогда здесь, наверное, все были счастливы? Ведь так?

Странно! Порой воспоминания проходят перед нашими глазами, как в каком-то калейдоскопе. И именно это случилось со мной сейчас: яркая вереница воспоминаний, событий.

Я сожалел о прошедшем, но даже в те далёкие времена никто не был счастлив в Стайлзе. Я вспомнил Джона, своего друга, и его жену, которые едва сводили концы с концами, Лоренса Кавендиша, постоянно пребывавшего в меланхолии, Кинсию, увядшую из-за своего зависимого положения, Инглторпа, женившегося ради денег на богатой, но нелюбимой женщине. Нет, никто из них не был счастлив. Прошло много лет, но Стайлз по-прежнему приносит несчастье!

— Вас, наверное, раздражают мои сантименты, — сказал я, обратившись к мисс Коул. — Но это всегда был несчастный дом, он и сейчас такой.

— Нет, нет! Ваша дочь…

— Джудит несчастна, — сказал я очень определённо. — Да, Джудит несчастна. Пожалуй, только Бонд Каррингтон, — заметил я далее, — несмотря на жалобы на своё одиночество, доволен жизнью. Да, он очень ею доволен.

— О да, — резко ответила мисс Коул, — но сэр Уильям не такой как мы, он отличается от нас. Он из другого мира, мира успеха и независимости. Ему повезло в жизни, и он знает об этом. Он из другого разряда, разряда неприрученных.

Меня удивило выбранное ею слово. Я повернулся и уставился на неё.

— Почему вы выразились именно так? — спросил я её.

— Потому, — произнесла она неожиданно резко, — что это так. Во всяком случае в отношении меня. Я из прирученных.

— Понятно. Вы очень несчастны, — тихо заметил я.

— Вы же абсолютно не знаете, кто я!?

— Э… Я знаю ваше имя…

— Это не моё имя, то есть я хочу сказать, что это имя моей матери. Я взяла его после…

— После?

— Моё настоящее имя — Литчфилд.

В течение нескольких минут я не мог уловить сказанного, но имя мне показалось необычайно знакомым. Затем я вспомнил.

— Мэтью Литчфилд. Она кивнула головой.

— Я вижу, вы знаете всю эту историю. Мой отец был инвалидом и необычайным тираном. Он не давал нам с сестрами вести нормальный образ жизни, приглашать домой друзей. У нас не было своих денег. Мы жили как в тюрьме. И затем моя сестра…

Она замолчала.

— Пожалуйста, не надо продолжать. Это слишком неприятно для вас. Я всё знаю об этом. Не надо рассказывать.

— Нет, вы не знаете. Вы не можете об этом знать. Мэгги. Это невероятно! Я знаю, она пошла в полицию, она сама отдалась в руки правосудия, во всем призналась. И всё же я не могу поверить в это! Я чувствую, что это не правда, что всё было не так, как она сказала.