Хуже не будет

О том, что Кирилл был бандитом и убийцей, она старалась не думать. Ужасно это. Отвратительно. Но ей не хотелось забивать голову мыслями о дурном. И без того положение хуже некуда… Она должна думать о хорошем. Только этим она может утешить себя.

А хорошее заключалось в том, что Кирилл очень боится за нее. Настолько боится, что готов отдать два миллиона долларов, лишь бы ее не убивали. И готов, и отдал… Если, конечно, он не отправил бандитов по ложном следу.

Инге показалось, что прошла целая вечность, пока вернулся Паша со своими бандитами. Дима и Малик пришли вместе с ним, они перенесли Ингу обратно в комнату.

Чуда так и не произошло. Не смог Кирилл освободиться, не сумел ее спасти. Зато Паша ликовал. Инга видела, как он открыл кейс, вынул несколько банковских упаковок с деньгами. Кирилла уже подняли с пола, расклеили ему рот; он мог и смотреть на своего врага, и говорить с ним. Но он отводил глаза в сторону и молчал.

– Ты молоток, Мускат, ценишь свою девку, – куражился Паша. – И я ее ценю. Нравится она мне. Может, я ее с собой заберу? Посадим в машину, будем катать. Поверь, ей понравится с нами кататься.

– Короче можешь? – презрительно скривился Кирилл.

– Ты же не хочешь, чтобы мы ее по кругу катали?

– Нет.

– Тогда скажи, где порох, и разойдемся.

– Ты же тайник мой вскрыл. Ты же видел, что нет там ничего, кроме денег…

– Яйца не нужно хранить в одной корзине.

– Да, но все почему-то держат их в одной мошонке… Нет у меня ничего.

– А если хорошо подумать?

Паша снова приставил пистолет к голове Инге.

– Какая же ты мразь, Горюн, – не выдержал Кирилл. – Там все, в гараже… Только не посередине, а в дальнем правом углу…

И снова Ингу перенесли на кухню, а Кирилла оставили в комнате, уложив на пол.

Инга сидела в кресле и смотрела в окно, за которым теснились высотные дома. Поздно уже, редко в каких окнах горит свет… Но если уже поздно, то скоро настанет рано. Должен же когда-то наступить рассвет и разогнать упырей, которые мучили ее и Кирилла…

Но время шло, а небо не светлело. Не думала она, что ночь может быть такой долгой.

Небо так и осталось темным, когда бандиты снова вернулись. Ингу затащили обратно в комнату, но распутывать не торопились.

– Ты неплохие деньги поднимал, – усталый, но счастливый, сказал Паша, обращаясь к такому же вымотанному, но мрачному Кириллу. – Ты же все их в Москву забрал, да? Мы ведь к твоей маме можем сейчас пойти, у нее спросить… Вдруг у нее коляска сломается, вдруг она из окна выпадет?

– Горюн, ты, конечно, сволочь, – с ненавистью посмотрел на него Кирилл. – Но я не думал, что до такой степени… Есть у меня деньги. Сто труб осталось… Поехали, я тебе их вынесу. Только мать мою не тронь. Я же с того света к тебе вернусь, я ж тебя, падлу…

Он был беззащитен перед вымогателями, но на Пашу он выплеснул столько злобы, что у того сдали нервы. Помимо своей воли, под его взглядом Горюн попятился, на шаг отступив к двери. Впрочем, он очень быстро взял себя в руки.

– Чего расшумелся? Не трону я твою мамочку… А тебя трону. Извини, но это не мое решение. Лешка мне велела тебя убить.

– Я смотрю, ты переутомился, – недоуменно глянул на Пашу Кирилл.

– Нет, я серьезно… Лешка говорила мне, что ты хочешь отойти от дел, уехать с ней куда-нибудь. Или не было этого?

– Может, и было. Дальше что?

– А дальше то, что не хотела она с тобой уезжать. И еще она свою смерть предчувствовала. Если, говорит, со мной что-то случится, Кирилл уедет… В Москву, говорит, уедет, потому что мама его там хочет жить. Уедет в Москву, найдет себе бабу, будет с ней жить. Если, говорит, со мной что-то случится и Кирилл найдет себе бабу, то ты, Горюн, должен его убить… Не веришь, что был такой разговор?

– Мне все равно, что у вас там было.

– Все равно, что я должен тебя убить?

– Только не говори, что это Лешка тебя обязала. Не ищи предлог, это лишнее. Хочешь кончать – давай, будь мужиком. Только бабой не надо прикрываться…

– Да, ты прав, это все слова. Дело нужно делать.

Паша подошел к Кириллу, наставил на него пистолет, оснащенный глушителем. Инга с ужасом смотрела на эту картину, зато сам Кирилл казался совершено спокойным. Он глядел на своего врага с потрясающей невозмутимостью. Никаких эмоций во взгляде, кроме презрения…

Пашу поразило его спокойствие. Разволновавшись, он смахнул рукавом испарину со своего лба, но на спусковой крючок так и не нажал.

– Глаза закрой! – потребовал он.