37  

– Ладно, вставай. Пора в школу, я тебя сама отвезу.

Они позавтракали вдвоем, Женька до сих пор спал, и Марина вышла во двор, направляясь к гаражу. Егорка нетерпеливо подпрыгивал на крыльце, и его сине-красный рюкзачок мотался из стороны в сторону. Мальчик смотрел на мать, уверенно сидящую за рулем «Геленвагена», и чувствовал, как его переполняет гордость – его мама самая красивая и молодая, ни у кого в классе больше такой нет. Ну и что, что она не может ходить без своей трости, все равно она самая лучшая, остальные вон какие старые и толстые, одеваются как попало, постоянно что-то жуют. А его мама совсем другая…

– Грег, что замер? Опоздаем! – Марина опустила стекло и помахала сыну, приглашая садиться.

Егорка быстро вскарабкался на заднее сиденье, бросил рюкзак рядом и, высунувшись между сидений, поцеловал мать в щеку.

– Ты чего? – удивленно обернулась она.

– Мам… ты у меня самая красивая…

– Спасибо, родной.

Она потрепала его по волосам и завела машину. Правая нога почти не мешала, за столько лет Марина привыкла, что постоянно приходится переносить основную нагрузку на левую. Ее совершенно не беспокоил подобный дефект внешности и необходимость опираться при ходьбе на трость. Хохол этого не замечал, а до мнения остальных ей дела не было.

Возле школы было многолюдно, бегали дети, старшеклассники сидели прямо на газонах и многоголосо переговаривались. Егор вылез из машины, подхватил рюкзачок и помахал матери рукой:

– Ты меня заберешь?

– Да, я поеду после обеда в ресторан и перед этим заеду. Думаю, Тони сумеет удивить тебя чем-нибудь! – подмигнула Марина. – Все, беги, а то опоздаешь.

Дождавшись, пока сын скроется за школьной дверью, Коваль развернула джип и направилась домой, заскочив по дороге в кондитерскую за свежими булочками к завтраку – Хохол любил с утра намазать пару таких теплых плюшек абрикосовым джемом.

Женька уже встал и даже успел пробежаться, и теперь стоял под душем, фыркая и плескаясь водой во все стороны.

– Ты бы хоть дверь в ванную закрывал, – насмешливо проговорила Коваль, садясь на бортик джакузи и глядя в неплотно задвинутую стенку душевой кабины. – А то вдруг Сара ненароком заглянет? Умрет от избытка впечатлений.

– Сара – розовая, – спокойно отверг Маринину версию Женька. – И мое распрекрасное тело ей по фигу.

– Дурак! – фыркнула Марина. – Давай вылезай скорее, я булочек тебе привезла, пока теплые.

– Ого! – многозначительно протянул Хохол, выключая воду и протягивая руку за полотенцем. – К чему бы?

– Захотелось порадовать любимого мужчину. Кроме того, у меня есть к тебе разговор.

– Ну, с этого и надо было начинать! Ты ж никогда ничего просто так не делаешь. Значит, и булки к тому, чтобы что-то подсластить, да?

Он замотал полотенце вокруг бедер, провел рукой по голове, критически осмотрел гладко выбритый подбородок и тщательно постриженные усики, а потом повернулся к Марине.

– Ну, за столом обсудим? Или сразу аппетит испортишь?

Она засмеялась, встала с бортика и подошла к Хохлу, обняла за талию, прижавшись лицом к его груди. Женька потрепал ее по волосам, чмокнул в макушку:

– Что, угадал? Разговорчик не из приятных?

Марина кивнула и потянула его из ванной.

Усевшись за барную стойку, Хохол потянул к себе плетеную корзинку, полную маленьких булочек, и банку с джемом. Марина крутила ручку кофемолки, перемалывая зерна, и обдумывала, как начать разговор.

– Слушай, дорогой мой… а с какой это радости ты вдруг разрешил Егору звать тебя по имени, а? – Она поставила перед любовником кофейную чашку и сахарницу, налила кофе и уселась на высокий табурет, закинув ногу на ногу.

– А что такое? – поинтересовался он, с удовольствием впиваясь в намазанную джемом булку. – Пусть зовет, как хочет. Я ж вижу, что ему стало тяжело говорить «папа».

– Женя… так нельзя, понимаешь? Ты – его отец.

– Если ты будешь настаивать, он вообще перестанет воспринимать меня хоть как-то. У него, к несчастью, твой характер, а это говорит только об одном – что упрямство у него точно такое же. Мне неважно, как он будет меня называть, я все равно считаю его своим сыном. – Высказавшись, Женька отхлебнул кофе и посмотрел на Марину, задумчиво прикурившую сигарету. – Ну, что ты сидишь с таким видом, как будто дом рухнул? Не грузись, какая разница, как он меня зовет?

– Это неправильно, понимаешь? Так не должно быть.

– Я тебя прошу. – Он дотянулся до ее руки и сжал пальцы. – Не настаивай на своем, не ломай его. Он ребенок, а ты требуешь от него, как от взрослого. Я ведь слышу ваши разговоры, мне не нравится, как ты с ним общаешься.

  37  
×
×