Роковой шаг

Дамарис сказала, что временно учить меня будет она сама, и добавила, что Аниту следует выдать замуж из Эндерби, который, в конце концов, стал теперь ее домом.

И наконец сыграли свадьбу. Приготовления захватили Дамарис, так как она решила, что Анита должна почувствовать себя членом нашей семьи. Мы все были особенно рады за Бенджи. Он изменился: меланхолия покинула его, и было чудесно, что наконец-то к нему пришло счастливое событие.

Итак, Анита и Бенджи поженились и уехали возрождать Эйот Аббас.

* * *

Мне исполнилось одиннадцать лет, когда был подписан Утрехтский мир. Все вздохнули с облегчением, ведь это означало, что война кончилась. Прадедушка Карлтон постоянно обсуждал это событие, и за обеденным столом в Эверсли-корте ни о чем другом почти не говорили. Он стучал кулаком по столу и распространялся о порочности якобитов, о том, что подписание мира было для них решающим ударом.

— Это самое лучшее, что могло случиться, — сказал он. — Отличный урок для предателей. Луи вынужден будет теперь выгнать их из Франции. Этого не избежать. Теперь они начнут тайком пробираться в Англию.

— Каждый имеет право на собственные взгляды, отец, — напомнила ему Присцилла.

Он посмотрел на нее из-под кустистых бровей и огрызнулся:

— Нет, если это вероломные якобиты.

— Даже если это они, — настаивала Присцилла.

— Женщина, — пробормотал прадедушка Карлтон.

Мы были рады, что война закончилась, а поскольку королем Испании стал Филипп Анжуйский, вся эта война теперь казалась бессмысленной. Брат Присциллы, Карл, занимавший высокий пост в армии, должен был приехать домой, и это не могло не доставить большую радость Арабелле и Карлтону. Год прошел мирно. Летом я гостила в Эйот Аббасе и наслаждалась происшедшими в доме переменами. Без сомнения, Анита и Бенджи были счастливы. Дом стал напоминать те времена, когда там жила Харриет.

Был довольно холодный сентябрьский день; упорно не расходившийся туман скрывал солнце. Я поехала в Эверсли-корт, так как было воскресенье, а у нас вошло в обычай по воскресеньям обедать там. Бабушка Присцилла настаивала на сохранении этого обычая, чтобы подбодрить Арабеллу, которая так и не отошла после смерти Харриет и здоровье которой уже не было таким крепким.

Даже я видела перемену в обоих стариках. Арабелла временами выглядела очень печальной. Она как будто заглядывала в свое прошлое, и ее взгляд затуманивался, когда она что-то вспоминала. Прадедушка стад более раздражительным, и иногда его было трудно в чем-то убедить.

После обеда мы сидели, потягивая бузинную настойку из кладовой Арабеллы, обсуждая ее качество и сравнивая ее с вином последнего урожая. Карлтон, как всегда, сел на своего любимого конька — якобитов.

Тот факт, что мой отец был одним из их лидеров, не имел значения. Всякий раз, когда Карлтон вспоминал о них, лицо его становилось чуть краснее и брови подрагивали от возмущения.

Я всегда хотела защитить якобитов, потому что, когда он так говорил о них, передо мной как живой вставал Хессенфилд. Иногда я думала, знает ли об этом Карлтон? Он имел вредную привычку постоянно дразнить молодых людей, которые были ему интересны, и дразнить тем настойчивее, чем больше они ему нравились. Я часто видела, как эти сверкающие глаза выглядывали из-под густых бровей, которые, казалось, становились все гуще с каждым разом, что я его видела.

Даже сейчас, хотя предполагалось, что он говорит с Ли и Джереми, глаза его были устремлены на меня. Вероятно, он заметил мой румянец и блеск в глазах.

— Ха, ха! — воскликнул он. — «Вон!» — сказал король Франции. Двор Сен-Жермена! Какое право имеет Яков на свой двор, когда его изгнали из единственного, на который он мог претендовать!

— У него было на это разрешение короля Франции, — напомнил ему Джереми.

— Король Франции! Враг нашей страны! Конечно, он готов на все, чтобы досадить Англии.

— Естественно, — вставил Ли. — Ведь он был с нами в состоянии войны.

— Был! Ах, был! — воскликнул Карлтон. — Что же теперь будет с нашими маленькими якобитами, а?

Я больше не могла сдерживаться. Я подумала о Хессенфилде, храбром, сильном, высоком. С течением времени он стал даже выше в моем представлении, и я до такой степени возвысила его добродетели и свела на нет недостатки, что он превратился в какой-то идеал. Второго такого не существовало, и если он был якобитом, значит, якобиты были замечательными.