Слезы печали

Она понизила голос, и я невольно оглянулась.

— Да, — сказала она, — ваша судьба предрешена.

Я знаю это. Кое-кто посматривает на вас… но есть препятствие… живое препятствие…

— Вы говорите загадками.

— Которые легко разгадываются. Вам известно, что для Карлтона значит Эверсли?

— Очень многое, я думаю.

— Очень многое! Это слишком мягко сказано. Для него это значит все. Бедный Карлтон, его уже дважды обманули. Первый раз — в десятилетнем возрасте, когда его дядя, нынешний лорд, совершенно необдуманно произвел на свет сына, вашего любимого мужа. В порыве откровения Карлтон однажды сказал мне, что это для него значило. «Мне было лишь десять лет, — сказал он, — но и сейчас я помню свое недоумение и ярость. Я вырос в этом доме. Мой дядя научил меня всему. Он всегда говорил… ну, если и не говорил, то имел в виду: когда-нибудь все это станет твоим. Я изучил эти земли вдоль и поперек. Когда я выезжал верхом, мне казалось, будто трубили трубы и хор пел: это твое, это твое».

— Неужели он так сильно все это ощущал? Ему было только десять лет!

— Карлтон никогда не был ребенком. Он всегда знал, чего хочет, и его заставили поверить в то, что Эверсли принадлежит ему. Но он подавил гнев и как настоящий Эверсли постарался воспитать своего кузена достойным его миссии. Он рассказывал мне, как учил Эдвина ездить верхом, стрелять из лука и из ружья. Он делал из него мужчину — так это называлось. Карлтон сказал, что Эдвин был слишком мягок для того, чтобы управиться с Эверсли, и никогда не стал бы хорошим хозяином.

— Это чепуха! Чистой воды ревность.

— Верная вдова должна рассуждать именно так. После казни короля Карлтон решил сохранить Эверсли. Он остался в Англии, в то время как многие покинули страну. Он рисковал жизнью ради Эверсликорта. Потом появился Эдвин, затем он был убит, и Карлтон вновь стал наследником. Я помню, что им тогда овладела спокойная уверенность, даже самоуверенность.

— Получается, что он радовался смерти кузена.

— Карлтон никогда не был высокого мнения о своем кузене, и, мне кажется, он решил, что сама судьба позаботилась о том, чтобы Эверсли попал в надежные руки.

— Эти не делает его в моих глазах более привлекательным.

— Я думаю, у него есть планы в отношении вас.

— Планы?

— Его к вам некоторым образом влечет. Мой муж вообще легко увлекается женщинами.

— Ему лучше начать подбирать другую кандидатуру.

— Вы кажетесь ему непохожей на других.

— Деревенская простушка, — сказала я. Барбари разговаривала со мной так же, как Харриет, — снисходительно, слегка насмехаясь над моей неотесанностью. Ну что ж, даже если я и неотесанная, то, по крайней мере, более счастливая, чем она или Харриет. Я потеряла своего мужа, это правда, но мне в утешение остался маленький милый сын.

— О, не только это, — серьезно продолжала Барбари. — У вас сильная воля. Ему это должно нравиться. Вы осмеливаетесь спорить с ним, и это ему тоже должно нравиться. Карлтон никогда не искал легких побед.

— Лучше передайте ему, что эта крепость останется незавоеванной.

— Это только увеличит его пыл — Пыл! Странное слово вы используете!

— Он хотел бы предложить вам свою руку. По его словам, это идеальное решение. Если бы вы вышли за него замуж, он стал бы опекуном вашего сына и все дела, связанные с Эверсли-кортом, оставались бы в его руках — как это происходит сейчас. В данное время лорд Эверсли предоставляет ему полную свободу. Карлтон управлялся с имением все эти трудные годы, и естественно, что он продолжает заниматься этим и сейчас. Есть единственная помеха: он уже женат на мне.

— Я рада тому, что это неустранимая помеха.

— Если бы я умерла…

— Вы… умерли? Вы так молоды.

— Взгляните на меня.

— Сейчас у вас небольшое недомогание. Вскоре вы поправитесь.

Барбари откинулась на подушки, ничего не сказав. Я продолжила:

— Это был странный разговор. Скажите мне, чего бы вы хотели поесть, и вам пришлют.

— Да, — сказала она, — странный разговор. Но я рада тому, что мы поговорили. Я решила, что вам следует знать…

В ее глазах появилось какое-то сонное выражение, и я подумала, что у нее, наверное, жар. Жар, который рождает в мозгу странные фантазии.

Я подошла к кровати и коснулась ее руки. Рука была холодной.

— Возможно, немножко бульона, а потом каплун. Я схожу и похлопочу об этом.