Туманность Ориона

Резко обернувшись, он увидел полосу неяркого желтоватого света, упавшего через открывшийся дверной проем.

На пороге Храма стояла девочка.

Ей было лет семь, не больше.

Вадим вдруг почувствовал, как в районе шеи ползут мурашки. Все-таки обстановка таинственного леса располагала к чему-то нереальному. Девочка стояла в проеме, глядя наружу, и пляшущие языки костра отражались в ее глазах маленькими оранжевыми чертиками.

Он затаил дыхание, разглядывая юную незнакомку.

Одета девочка была так же бедно и неброско, как старуха, скрывшаяся накануне вечером за этими самыми дверями. Волосы девочки влажными волнами рассыпались по плечам, черты лица были худыми, заостренными, а глаза казались неправдоподобно большими…

Несколько минут она, не отрываясь, смотрела на огонь, затем наконец перешагнула порог, повернула голову, оглядываясь по сторонам.

Вадим выступил из тени.

Девочка не испугалась. Она пристально, совсем не по-детски посмотрела на него, потом сделала шаг к костру, присела на корточки и пожаловалась:

– Холодно…

Вадим уже устал удивляться. Он тоже подошел к костру, присел рядом, искоса посматривая на юное создание, в чьем облике действительно угадывалось что-то нереальное, неправильное… Слишком взрослое, серьезное выражение лица? Не свойственное детству спокойствие, скупость проявленных при неожиданной встрече эмоций?

– Откуда ты? – поинтересовался он, протягивая руки к костру.

Девочка повернула голову, посмотрела на него и ответила:

– Не помню… Холодно… – повторила она.

Вадима наконец начала разбирать злость. Есть у человека такое неистребимое свойство психики – злиться, когда чего-то не понимаешь.

Он встал и, не оглядываясь, пошел к открытому проему, откуда падала полоска бледного желтого света.

На этот раз никто не препятствовал ему.

Проникнув внутрь, он оказался в длинном коридоре с порядком обшарпанной в некоторых местах отслоившейся облицовкой.

Здесь все оказалось именно таким, как он себе представлял. Похожие на дольки остроугольные отсеки отходили от центра приплюснутой сферы. В каждом по шесть пустых, темных криогенных камер, выстроившихся пирамидой: у входа одна, за ней две, и еще три уже у задней, глухой стены.

Все запущено, мертво, не светятся огни на терминалах жизнеобеспечения, не работают компьютеры, лишь плафоны источают бледный свет.

В центральном зале, где была установлена навигационная система, когда-то управлявшая посадкой модуля, на терминалах лежала пыль. Если это действительно храм, место поклонения, то почему тут все так убого, запущено? У Вадима создалось ощущение, что десятилетиями никто не заглядывал сюда…

В таком случае откуда тут взялась девочка, а главное – куда исчезла его спутница?

Вадим задрал голову, осматривая потолок. Несколько кабелей, не спрятанных под обшивку, тянулись, как он и предполагал, к сводчатому потолку отсека управления и заканчивались, несомненно, той самой спутниковой тарелкой. Только вот беда – на терминале не светился ни один огонек, система была мертва, и по слою пыли становилось ясно: никто не притрагивался к панелям управления уже очень и очень давно.

Вадима охватила дрожь. Он не мог объяснить самому себе, что именно заставляет его содрогаться. Нагнувшись, он стал изучать следы на полу и быстро нашел отпечатки босых ступней, которые вели от входа, шли через центральный зал и исчезали в одном из отсеков-долек.

Дверь открылась при его приближении, мягко, бесшумно скользнув вверх, к потолку.

Внутри стояли шесть криогенных камер. Колпак одной из них был поднят. Терминалы жизнеобеспечения оставались темны, как ночь…

…Через пять минут, совершенно обескураженный, он вышел наружу. Старухи внутри не было, он тщательно обошел все помещения, но не нашел никого…

Девочка сидела у костра. Создавалось впечатление, что она не шелохнулась за то время, пока он отсутствовал. Услышав его шаги, она повернула голову и спросила:

– Ты тоже ничего не помнишь, да?

Вадим сел рядом.

– Я ничего не понимаю… – признался он.

– Не расстраивайся… – Девочка зябко повела плечами, кутаясь в слишком большой для нее балахон. – Я знаю, нужно только вспомнить свое имя, и тогда все вернется…

– Что именно?

– Память… Знания… Жизнь…

Для своих семи лет она говорила слишком серьезно.

Вадим не любил загадок подобного рода. А чересчур умные детишки вызывали в нем вполне оправданное недоверие. Когда ребенок проявляет не свойственную возрасту глубину мыслей, осознанность чувств, это кажется наигранным, ненатуральным. Так и знай, либо рядом находится кто-то из взрослых, кому он пытается подражать, либо не все чисто с генетикой, бывают такие случаи, когда в ребенка пытаются впихнуть информационную нагрузку еще до рождения, преследуя при этом отнюдь не благородные цели…