За горным туманом

И сейчас в шествии к мору каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребёнок нёс белый рябиновый крест, вырезанный и обвязанный, и богато украшенный синими рунами. «что там за кресты, Рушка?», спросил Хоук. За всё время, проведённое с этими людьми, он не видел ничего подобного раньше.

Рушка застыл. «Один из наших обрядов в случае подобной смерти».

«Рушка…»

«Я беспокоюсь о тебе, как о своём, Хоук», резко сказал Рушка.

Хоук молча стоял потрясённый. Рушка редко говорил о своих чувствах.

«Многие годы ты открывал двери своего дома перед моим народом. Ты одаривал нас великодушием, относился к нам с достоинством и воздерживался от осуждения, даже тогда, когда наши обычаи рознились от ваших. Ты веселился с нами в наши праздники и позволял нам быть теми, кто мы есть». Рушка остановился и слабо улыбнулся. «Ты редкостный человек, Хоук. По этим причинам я должен сказать тебе только одно, и из-за риска моего народа быть проклятым. Остерегайся. Завеса тонка, и время и место слишком близки отсюда. Остерегайся, ты, кажется мне, оказался как-то в самом центре всего этого. Береги всеми своими силами тех, кого любишь, и что бы ты не делал, не оставляй их на долго одних. Безопасность в численности, когда это на нас…»

«Когда что это на нас, Рушка? Будь конкретней! Как я могу бороться с чем-то, чего не понимаю?»

«Я не могу больше ничего сказать, мой друг. Только это: до праздника Усопших Святых, будь как можно ближе к тем, кого любишь. И как можно дальше от тех, за кого ты не отвечаешь. Нет», Рушка поднял руку, чтобы остановить Ястреба в тот самый момент, когда он открыл рот, чтобы потребовать более полных ответов. «Если ты беспокоишься о моём народе, то не навестишь нас больше, пока мы не отпразднуем священный Самайн. О», добавил Рушка запоздалую мысль. «Мудрая женщина сказала передать тебе, чёрная королева не то, чем кажется. Это о чём-нибудь говорит тебе?»

Единственная чёрная королева, которая пришла на ум, была сейчас разбросанной золой в кузнице. Хоук покачал головой. Мудрая женщина была их предсказательницей и своим ясновидением внушала благоговейный страх в Хоука, когда он был молодым парнишкой. «Нет, она сказала что-нибудь ещё?»

«Только то, что тебе это понадобится». Рушка протянул перетянутый кожаной верёвкой свёрток. «Припарки из ромашки, за которыми ты пришёл». Он повернулся к процессии. «Я должен уйти. Я должен возглавить наш ход к морю. Остерегайся, и береги себя, друг. Я надеюсь увидеть тебя и всех, кого ты любишь в Самайн».

Хоук молча смотрел, как Рушка присоединился к похоронной процессии своей дочери.

Когда кто-то из цыган предавал правила, по которым они жили, их свои же и наказывали. Это была очень сплочённая община. Они могли быть дикими и свободомыслящими. Но были правила, по которым они жили, и никогда не позволялось насмехаться над ними.

Эсмерельда пренебрегла самым важным – тем, кто давал приют цыганам, нельзя было причинять никакого вреда ни под каким видом. Пытаясь убить жену Ястреба, она пыталась причинить вред и самому Лэрду Далкейта. Но было что-то ещё, Ястреб чувствовал это. Что-то, о чём Рушка ему не сказал. Что-то ещё сделала Эсмерельда, чем внесла раздоры в свой народ.

Пока Хоук смотрел на шествующий поток к морю, он прошептал цыганское благословение дочери своего друга.

Усевшись снова возле костра, Хоук размотал повязку и прочистил свою раненую руку Скотчем и водой. Осторожно, он развязал кожаный мешочек и с любопытством рассмотрел набор закупоренных бутылочек, что выпали из него. Он извлёк припарку и отложил её в сторону, разглядывая всё остальное

Что же видела предсказательница? сурово размышлял он. Дав ему ещё два снадобья, одно из которых он поклялся больше никогда в своей жизни не использовать.

Хоук усмехнулся. Один из них был афродизиаком, который он попробовал в молодые годы. Этот не побеспокоил его особенно. Тот, к которому он относился с презрением был создан для того, чтобы продержать мужчину в продолжительном, но отстранённом состоянии сексуального возбуждения.

Он вертел флакон с отвратительной жидкостью в нём и так и эдак, глядя на отблески солнца на гранях закупоренной бутылочки. На какое-то время тени поднялись и принялись в открытую издеваться над ним, пока его жёсткая воля не загнала их обратно в ад. Быстро он наложил припарку, что облегчала боль и ускоряла выздоровление. Через две недели его рука уже хорошо срастётся.