Баудолино

Зосима поднял трофей высоко в воздух, представляя некоему воображаемому суду как дароносицу, поворачивая по очереди ко всем сторонам подвала. Тот шар был детской головой. Голову еще не затронуло тление, будто ее только что отсекли от тела: глаза закрыты, раздуты ноздри заостренного носика, полуоткрытые губы открывают два неповрежденных ряда детских зубов. При неподвижности это лицо странно полнилось жизнью. Особую торжественность придавал равномерный золотой цвет, разлитый на смертной маске, сияющей в лучах пламен, к которым Зосима приближал ладони.

– Необходима голова твоего племянника Алексея, – сказал Зосима василевсу, – чтобы совершился обряд. Алексей был связан с тобой узами крови, через его посредничество ты можешь общаться с теми, кого нет. – И он медленно погрузил в глубь влаги ужасную ношу. Андроник наклонился сколько позволил пылающий круг. – Вода затуманилась, – выдохнул он.

– Вода обрела в Алексее потребный земной элемент и его допрашивает, – пояснил Зосима. – Подождем, пока муть разойдется.

Друзьям было не видно, что происходило на дне лохани. Видимо, жидкость снова приобрела прозрачность и явила лицо василевса-ребенка.

– Силы Ада! Он обрел живой вид – бормотал Андроник. – и читаются какие-то буквы на лбу, вот и чудо... Йота, Сипла...

Не требовалось быть гидромантом, чтоб догадаться, как это было подстроено. Зосима, получив голову мальчика-императора, вырезал у него на лбу две буквы и позолотил все лицо водорастворимой краской. Позолота в воде разошлась. Злосчастный мученик внушал тому, кто подослал к нему губителей, то, что было выгодно или Зосиме, или Зосимо-вым подговорщикам.

Андроник действительно не переставал повторять: «Йота, Сигма, ИС... Ис...»

Он привстал, накручивая бороду на пальцы, глаза метали молнии, голова в наклоне, казалось, лопалась от мыслей. Затем вздыбился, как ярый конь. – Исаак! – прокричал он, еле сдерживаясь. – Враг – Исаак Комнин! Что он задумывает на Кипре? Я направлю на Кипр флот, задавлю гадю-чину в логове!

Один из императоровых спутников вышел из тенистого места и Баудолино увидел типичную рожу молодца, готового изжарить родную мать, если захочется пообедать. – Владыка, – сказал тот. – Кипр далече, флоту придется выйти из Пропонтиды и поплыть в те места, на которых разгулялся сицилийский король. Как тебе несподручно идти к Исааку, так и Исааку неудобно идти к тебе. Не его ты должен опасаться! Не Комнина, а Исаака Ангела! Он-то в городе и его-то, конечно, ты причисляешь к своим завистникам.

– Стефан, – брезгливо оборвал его император, – что мне волноваться из-за Исаака Ангела? Что ты взял в голову? Истасканный, бессильный, ничтожный Исаак, какая в нем угроза? Эх ты, Зосима! – В негодовании он рявкнул на гидроманта. – Живая вода и мертвая голова указывают либо на слишком далекого, либо на чересчур глупого! На что тебе глаза? Они не умеют разглядеть правду в этой луже мочи! – Зосима, верно, уже мысленно попрощался с глазами. Но тут на его счастье снова вступил тот Стефан, что говорил раньше. Он так ликовал, смакуя, вероятно, новые злодейские планы, что Баудолино догадался: пред ним Стефан Агиохристофорит, злой гений Андроника, тот самый, кем был удавлен и обезглавлен молодой Алексей.

– Владыка, не пренебрегай адской чарой. Ты же сам видел на лбу отрока письмена, которых не было при жизни. Исаак Ангел труслив и ничтожен, но он ненавистник. Другие, еще ничтожнее и трусливее его, злоумышляли на жизни великих и смелых, подобных тебе, ежели, конечно, подобные бывали... Дай позволение! Ночью я арестую Исаака и вырву у него глаза своими руками, потом повешу на столбе твоих царских палат. Народу скажем, что было знамение Господне. Разумнее уничтожить того, кто еще не угрожает, чем оставить его в живых и дать возможность угрожать в будущем. Ударим же первыми!

– Ты стремишься использовать меня в интересах своей мести, – отвечал василевс. – Но возможно, что идя за злом, ты принесешь добро. Убери Исаака. Огорчительно только, – при этих словах он пронзил взором Зосиму так, что у того затряслись все члены, – огорчительно, что, расставшись с жизнью, Исаак не сможет подтвердить нам, что он действительно замышлял дурное, а следовательно, мы не узнаем, сказал ли нам правду этот монах. Но он, конечно, насторожил меня... А береженье лучше вороженья. Стефан, мы принуждены выказать ему признательность. Одели его тем, чего он просит. – Монарх жестом позвал за собой сопровождающих и вышел. Зосима бок о бок с волшебной купелью, по-видимому, медленно приходил в себя от ужаса, сковавшего члены.