Баудолино

– Опять-таки этот довод нехорош, – отвечал Баудолино. – Пусть они думают, что живут в коробке, это не значит, что они в ней живут.

– Дай мне закончить умозаключение. Если ты спросишь меня, как проехать в Халкедонию, то есть в мое родное место, я тебе все подробно объясню. Может статься, что моя мера дней дороги отличается от твоей. Может, я стану называть «правым» то, что ты называешь «левым». Все возможно на свете: я слышал, сарацины на картах размещают юг вверху, север внизу, солнце всходит с левой стороны от изображаемого ими пространства. Но если ты примешь способ, которым я передаю бег солнца и форму земли, то получишь пользу от моих указаний и, конечно, дойдешь именно туда, куда я тебя веду. В то же время никуда ты не дойдешь, если будешь настаивать на собственном способе и держаться за собственные карты. Следовательно, – триумфально провозгласил Зосима, – если ты вправду хочешь достичь Пресвитера Иоанна, бери именно ту карту, которая создана в его земле. Свою же карту не бери, будь она хоть и трижды разумнее, нежели та, о которой я говорю.

Баудолино был сражен тонким и острым аргументом и попросил Зосиму пояснить ему, в каком же виде Косма, а следовательно, и Иоанн, отображают вселенную. – Ну уж нет! – отказался Зосима. – Я, разумеется, знаю, где взять карту, но с какой же стати я должен дарить ее тебе и твоему императору?

– Пусть лучше он тебе даст столько золота, чтоб хватило снарядиться с группой хорошо вооруженных людей...

– Именно!

С этой минуты Зосима ни словечком не обмолвился относительно карты Космы. Вернее сказать, словечки-то он ронял поминутно, особенно обретаясь на пике опьянения, но ими и отделывался. Самое большее – прорисовывал пальцем в воздухе таинственные кривые и тут же замирал, будто боясь проговориться. Баудолино подливал ему вина и задавал наводящие вопросы. – Ну, а если в близости Индии мы загоним коней, можно пересесть на слонов?

– Вероятно, – отвечал на это Зосима. – Ибо в той Индии водятся разные животные, упомянутые в твоем письме. И другие животные. Не водятся только кони. Но и кони тамошнему народу знакомы. Они получают коней из Синисты.

– А это что еще за страна?

– Синиста – страна, куда ездят за шелковыми червями.

– Шелковые черви? Что это значит?

– Значит, что в Синисте есть такие маленькие яички, которые кладут женщинам за пазуху, и от тепла за пазухой у женщин вылупливается черва. Черву укладывают на тутовые листья и она ими кормится. Выкормившись, червяки оплетаются шелковыми нитями и погребают себя в шелку, как в саркофаге. Затем они превращаются в чудных и многоцветных бабочек и пробив дыру, выходят из кокона. Прежде чем улететь, самцы овладевают самочками сзади. Те и другие, не востребуя пищи, живут жаром былого соития. Самочки издыхают, насиживая детву.

– Человеку, который убеждает, будто шелк берется из червяков, доверять, конечно, невозможно, – говорил Баудолино Никите. – Он шпионил на василевса. Однако в поход на Господина Индий был готов и на деньги Фридриха. Возьми мы да снаряди тот поход... только б мы Зосиму и видели! И все-таки меня будоражили разговоры о карте Космы. Я думал о карте как о вифлеемской звезде, зовущей в обратную дорогу. В обратную дорогу Волхвоцарей. И так, полагая, что я хитрее Зосимы, я разжигал его в излишествах, думал, он потеряет бдительность, проговорится...

– А он?

– А он оказался хитрей меня. На другой день его и след простыл. Другие монахи сказали, что он уплыл в Константинополь. Мне он оставил письмецо. Оно гласило: «Как рыбы издыхают на сухоте, так инок, не уклоняющийся от мира, ослабевает свой союз с Богом. Намедни я закосневал в грехе; изыду, приникну к кладезю благостыни».

– Могло соответствовать истине...

– Какое там! Просто он надумал, как выдоить золото из василевса. Мне на погибель.

17. БАУДОЛИНО ВИДИТ, ЧТО ПРЕСВИТЕР ПИШЕТ КОМУ ПОПАЛО

В июле следующего года-Фридрих прибыл в Венецию морем от Равенны до Кьоджи в сопровождении сына дожа, остановился возле церкви Святого Николая на Лидо и в воскресенье двадцать четвертого числа посередине площади Святого Марка пал к ногам папы Александра. Тот поднял и облобызал его, выставляя напоказ душевную склонность. Все вокруг запели Те Deum. Это был самый настоящий триумф, хотя и непонятно: папы или Барбароссы. В любом случае кончилась война, продлившаяся восемнадцать лет. В те же дни император подписал шестилетнее перемирие с ломбардскими коммунами. Фридрих был до того обрадован, что решил задержаться еще на месяц в Венеции.