Баудолино

– Бог в помочь, – пожелал в ответ Никита и поднял кубок.

20. БАУДОЛИНО НАХОДИТ ЗОСИМУ

В апреле в Костанце император и Лига ломбардских городов-коммун подписали окончательный мир. В июне пришли кое-какие новые сведения из Византии.

Три года как преставился Мануил. Наследником стал Алексей, едва не мальчик. Причем невоспитанный мальчик, вставил Никита, этот мальчишка всегда занимался бог знает чем, не имел представления о печалях и радостях, целыми днями наездничал и травил зверей, а также играл с другими, как он, мальчишками. А при дворе все кому не лень старались окрутить его мать, василиссу. Придворные то и дело поливались духами и надевали ожерелья, как женщины. Иные расходовали без счета государственную казну. Все следовали своим капризам, все строили козни против прочих. Как будто с выбитой опорной колонной, все здание начало оползать.

– Во исполнение чуда, явившегося при смерти Мануила, – сказал Никита. – Тогда одна женщина произвела на свет мужского урода с короткими неразвитыми конечностями, большой головою. Это и было предвестием полиархии, которая мать анархии.

– Что мне сразу донесли шпионы, это какие интриги затевал один из сродников: Андроник, – сказал Баудолино.

– Он сын брата отца Мануила. Следовательно, Алексею он приходился дядей. До той поры он жил в изгнании, Мануил считал его коварным предателем. А потом он втерся в доверие к юному Алексею, создав видимость, будто раскаивается в прошлом, предлагает тому помощь и защиту.

Постепенно он обретал чем дальше, тем сильнейшую власть. Заговорами, отравлениями прокладывал себе дорогу к трону. Под конец, будучи уже в годах и истерзан ненавистью и алчбой, он подстрекал восстать граждан Константинополя. Те восстали, провозгласили его василевсом. Когда он получил чашу с благословенной просфорой, он клялся, что взял власть, дабы оберечь слишком юного племянника. Но сразу после того его прислужник и злой гений Стефан Агиохристофорит удавил юного Алексея тетивой от лука. Перед трупом страдальца Андроник приказал бросить его в глубокое море, отрубив прежде голову, а голову спрятать в монастыре Катабата. Я не понял, почему там. Речь шла о старой полуразрушенной обители снаружи Константинова вала.

– А я знаю почему там. Лазутчики доложили мне, что при Агиохристофорите состоял монах-духовидец, которого Андроник пригрел после смерти Мануила за знание некромантии. И, подумать только, звался этот монах Зосима! Якобы он умел воскрешать мертвых средь руин монастыря. В подземелье монастыря были устроены ему роскошные палаты. Это значило, что я отыскал Зосиму. По крайней мере понимал, где искать. Шел ноябрь тысяча сто восемьдесят четвертого года. Как раз тогда внезапно преставилась Бургундская Беатриса...

Опять молчание. Баудолино снова налил и выпил.

– Я принял эту смерть как наказание. Как справедливость: вслед за второю главной женщиной моей жизни теперь ушла первая. Тем временем мне стукнуло сорок. Я слышал, что в Тортоне не то была, не то еще есть церковь, где если крестят дитя, оно проживает не менее сорока лет. Я пересек предел, данный счастливчикам. Я мог умирать спокойно. На Фридриха не было сил глядеть. Смерть Беатрисы раздавила его. Он много занимался первым сыном, тот в двадцать лет был хилым и недужным, и медленно готовил престолонаследие в пользу меньшого, Генриха. В этих целях Генриха возвели на итальянский престол и короновали. Он старился, бедный отец, переставал быть Барбароссой – борода побелела... Я снова съездил в Александрию и увидел, что еще сильнее одряхлевали мои родные родители.

Хрупкие, легонькие, седоголовые... точь-в-точь те белесые комья цветочной пыли, что ветер носит по нашим окрестным полям весною. Они проводили дни у очага, ругаясь за сдвинутую с места сковородку или за битое яйцо. Меня они тоже ругали, стоило мне наведаться: почему я никогда не наведываюсь. Тогда я решил бросить вызов судьбе и тронуться в Византию, на поиски Зосимы, пусть даже кончится эта затея в какой-нибудь темнице, где с выколотыми глазами мне будет суждено скончать остаток дней.

Поездка в Константинополь была довольно опасной, поскольку всего немногими годами раньше, и как раз по наущению Андроника, еще не захватившего полную власть, обитатели города восставали против латинян, живших между ними, и замучили немало, а пограбили и выслали на Принцевы острова вообще без счету. Ныне, по слухам, венецианцы, генуэзцы и пизанцы снова имели право селиться в Константинополе, поскольку были полезны для благоденствия империи. Но Вильгельм Второй, король Сицилии, двигался с войском на Византию. Для greculi латинянином был любой провансалец, алеман, сицилиец или житель Рима; греки не проводили различий. Так что разумнее всего было отплывать из Венеции под видом каравана купцов, шедшего (идея Абдула) с Тапробаны. Где находится Тапро-бана, не мог знать никто. И никто из византийцев, безусловно, не мог знать, на каком языке там говорят.