Буря в песках (Аромат розы)

— Ангел, Ангел, возьми меня всего… пожалуйста, малышка, — его руки опустились к ее округлым ягодицам, приподнимая их, и он глубже вошел в нее со все возрастающей силой и настойчивостью.

Чувственная от природы, Анжи двигалась ему в такт, как будто они были одним жарким телом; ее руки обняли его мускулистые плечи, ее глаза ласково смотрели в его глаза, сладкий голос призывал его продолжать любить ее.

— О, господи, Пекос. Да… о, да…

Ее мольбы доводили его до экстаза. И он думал теперь, что был прав с самого начала — она была опытной маленькой шлюхой. В этом у него не оставалось теперь ни малейшего сомнения. Вместе они вознеслись на вершину блаженства, которое он излил в нее. А Анжи прижалась к нему и нервно покусывала его плечи, в первый раз узнавая силу страсти. Пекос, содрогаясь, лежал на ней с закрытыми глазами. Он разрывался между радостью, которой еще никогда не испытывал прежде, и отвращением к этой дрожащей женщине, которая свела его с ума своим чудным телом и теперь пыталась доказать, будто она принадлежит только ему, а все мужчины, с которыми она была прежде, никогда не существовали.

Некоторое время он лежал на ней, его тяжелое сердцебиение сливалось с ее пульсом. Ее руки все еще крепко обнимали Пекоса, пока она целовала его скулы, шею, плечи и бормотала:

— Я люблю тебя, Пекос, я люблю тебя… — как будто это было правдой!

В порыве отчаяния Пекос соскользнул с нее и тут же опустил ноги с края кровати. Встал и начал натягивать брюки, пока Анжи, мигая в замешательстве, потянулась к простыне, глубоко раненная его холодностью. Она прикрыла свою наготу, и к тому времени, когда Пекос застегнул брюки и повернулся, чтобы посмотреть на нее, закусила губу и расширенными от обиды глазами смотрела на него.

Пекос не увидел ярких темно-красных пятен крови на шелковых желтых простынях под Анжи. Он видел перед собой только красивую проститутку, которая тоже любила его, что почти заставила забыть о том, кем она была в действительности; о мужчинах которые были у нее до него, и о том, что она делала на Тьерра дель Соль. Да, эта хитрая красавица была талантлива для своего ремесла; она его хорошо обслужила. А теперь она смотрит на него обиженными зелеными глазами, словно и впрямь только что перестала быть девственницей.

Его жесткий рот искривился в иронической ухмылке, когда он увидел, как крупные слезы полились из ее печальных глаз. Подняв руки, он бесшумно поаплодировал этому спектаклю. Она была настоящей актрисой, эта Ангел. Сколько раз она прибегала к этому приему, чтобы отправить какого-нибудь ничего не подозревающего мужчину прямо в преисподнюю? Ну да с ним это не пройдет. Он прекрасно знал, кем она была, и хотя, возможно, вновь придет в ее спальню, чтобы насладиться этим красивым опытным телом, он не позволит ей поколебать его ни на йоту.

— Перестань, Ангел, — сказал он устало, — я уже сказал тебе, что не прогоню тебя. Наверное, довольно забавно иметь проститутку в качестве своей мачехи. — Его насмешливые серые глаза посмотрели на нее с отвращением. Он достал из брючного кармана пачку банкнот, отсчитал несколько бумажек и бросил их на постель к ее ногам. — Котик, даже таких денег не жаль — ты стоишь их.

Слишком потрясенная и оскорбленная, чтобы беспокоиться о сохранении тайны, Анжи открыла рот и закричала. Пекос мгновенно подлетел к кровати, зажимая ее рот рукой. Руки Анжи метнулись к его пальцам, закрывающим ее рот, в то время как горячие слезы обжигали ей щеки. Ее обнаженные трепещущие груди прижимались к твердой руке Пекоса.

Он холодно прошептал ей в ухо:

— Ангел, ты что, забыла, где мы находимся? Ты хочешь, чтобы твой нервный женишок узнал, что ты лежала голой под его единственным сыном чуть ли не перед самой свадьбой? — Он укоризненно поцокал языком. — Этого не будет, дорогая. Он не хочет делить со мной даже свою землю, не то что будущую жену. — Пекос внезапно отчетливо ощутил, как мягкие полные груди прижимаются к его руке, и скрипнул зубами, страстно желая встряхнуть лживую проститутку так сильно, чтобы ее очаровательная головка с силой мотнулась на белоснежной шее. Это сильное желание боролось в нем с чувством совсем другого рода.

Он собрал всю свою волю, чтобы не приласкать эти обнаженные груди; чтобы вновь не ласкать и дразнить руками розовые соски, пока Анжи не начнет шептать его имя. Он страстно хотел убрать напряженную руку с ее мягкого сладкого рта и прижаться к нему губами, истомить его жаркой страстью.