Пытаясь узнать, где прячется Роберт Лэнгдон, агенты угрожали ему пытками. Архитектор знал, что стареющее тело не выдержит побоев, и почти сразу выдал заготовленную ложь:
– Лэнгдон сюда не спускался! – задыхаясь, проговорил он. – Я велел ему подняться на балкон и спрятаться за статуей Моисея, а куда он пошел дальше, я не знаю!
Оперативники, видимо, поверили: двое побежали наверх. Остальные молча повели его к выходу из запасников.
Беллами утешало только то, что Лэнгдон и Кэтрин сейчас уносили пирамиду в безопасное место. Скоро профессору позвонят и предложат убежище.
«Доверяйте этому человеку».
Старый друг Архитектора многое знал о масонской пирамиде и ее секрете – местонахождении подземного тайника, где давным-давно наши предки сокрыли мудрость веков. В последнюю минуту Беллами удалось дозвониться, и короткое сообщение было понято правильно, в этом он не сомневался.
Шагая вслепую между стеллажей, Беллами представил себе каменную пирамиду и золотое навершие в портфеле Лэнгдона.
«Давно же они не оказывались рядом…»
При всем желании Архитектор не смог бы забыть тот вечер.
«Для Питера – первый из вереницы многих».
Уоррена Беллами пригласили в загородное имение Соломонов, на празднование восемнадцатилетия Закари. Согласно вековой семейной традиции в день совершеннолетия каждый Соломон получал наследство. Беллами приходился Питеру близким другом и братом-масоном, и потому его попросили присутствовать в качестве свидетеля – но не только при передаче денег. На карте стояло нечто куда более важное.
Беллами приехал пораньше и ждал, как и было договорено, в кабинете Питера. В чудесной комнате пахло кожей, дымком от камина и свежезаваренным чаем. Питер привел в кабинет своего тощего восемнадцатилетнего сына, и тот нахмурился, увидев Архитектора.
– Что вы тут делаете?
– Приехал в качестве свидетеля, – ответил Беллами. – С днем рождения, Закари!
Юноша что-то пробормотал и отвернулся.
– Садись, Зак, – сказал ему отец.
Тот опустился в единственное кресло напротив огромного письменного стола. Соломон запер дверь, и Беллами, сидевший посередине дивана, подвинулся в сторону.
Питер с серьезным видом обратился к сыну:
– Ты знаешь, зачем мы сюда пришли?
– Догадываюсь, – ответил Закари.
Питер горько вздохнул.
– Зак, мы с тобой не очень ладим, но я старался быть хорошим отцом и, как мог, готовил тебя к этому событию.
Закари не ответил.
– Как ты знаешь, все Соломоны, достигшие совершеннолетия, получают то, что принадлежит им по праву – часть семейного капитала. Предполагается, что это семя, которое ты будешь питать, растить и используешь во благо человечества.
Соломон подошел к стенному сейфу, открыл его и достал большую черную папку.
– Сынок, здесь находится все необходимое для перевода денег на твое имя. – Он положил ее на стол. – Распоряжайся этими средствами так, чтобы преуспеть в жизни и помочь преуспеть другим.
Закари потянулся к папке.
– Спасибо.
– Подожди. – Питер придержал ее рукой. – Прежде мне надо кое-что тебе объяснить.
Закари бросил на отца презрительный взгляд и снова плюхнулся в кресло.
– Ты еще не знаешь некоторых аспектов передачи наследства. – Питер смотрел сыну в глаза. – Ты мой первенец, Закари, и потому имеешь право выбора.
Юноша заинтересованно взглянул на отца и выпрямился.
– Этот выбор может определить ход всей твоей жизни, и я призываю тебя хорошенько подумать.
– О чем?
Питер глубоко вдохнул.
– Ты должен выбрать между… богатством и мудростью.
Закари непонимающе уставился на отца.
– Богатство или мудрость? Что-то я не секу.
Питер встал, опять подошел к сейфу и вынул оттуда тяжелую каменную пирамиду с выгравированными масонскими символами.
– Эта пирамида была создана очень давно и передавалась в нашей семье из поколения в поколение.
– Пирамида?.. – разочарованно переспросил Закари.
– Сынок, на ней высечена карта… открывающая местонахождение одного из величайших сокровищ человечества. Карту создали для того, чтобы однажды вновь найти это сокровище. – Питера переполняла гордость. – Сегодня, следуя давней традиции, я могу передать пирамиду тебе… но при одном условии.
Закари подозрительно уставился на пирамиду.
– А что за сокровище-то?
Соломон явно не рассчитывал на столь примитивный вопрос, однако виду не подал.