Дар великой любви, или Я не умею прощать

Мэри

Открыть глаза кажется непосильным трудом, веки словно налиты тяжестью. Хочется увидеть свет, а глаза не открываются. Где я, что со мной? Не вижу…

Чья-то теплая ладонь прикасается к руке, гладит ее. Кто здесь?

– Мэри… Мэри, ты слышишь меня? – женский голос.

Марго! Моя Марго!

С огромным трудом я чуть разлепила веки, и яркий свет сразу ударил в глаза, заставив зажмуриться. Откуда такой свет, боже мой?

– Сейчас, потерпи, я закрою окно.

Я услышала звук отодвигаемого стула, шаги и шелест опускаемых жалюзи. Сразу стало легче, яркий свет пропал, и я открыла глаза, обводя взглядом помещение в поисках Марго. Она спешила ко мне от большого окна, надежно замаскированного белыми жалюзи.

– Мэри, как ты? Наконец очнулась, а то доктор уже раза три приходил, спрашивал, не открывала ли глаза… а я сижу-сижу, смотрю на тебя, а ты все спишь… – она выливала на меня поток слов, словно пытаясь замаскировать страх и тревогу.

– Марго… – охрипшим голосом попросила я, поморщившись. – Дай попить…

Она суетливо вскочила, опрокинула стакан, выругалась вполголоса и вдруг расплакалась, закрыв лицо сорванным со спинки стула полотенцем. Я ничего не понимала. Неужели разбитый стакан произвел на нее такое впечатление? Собственно, до меня наконец дошло, что я в больничной палате, но вот как я оказалась здесь, почему? Этого я не помнила.

Я провела рукой по правому боку, нащупала повязку и отбросила простыню, которой была укрыта. Там оказалась чуть пропитанная сукровицей марля. Я перевела взгляд на Марго:

– Успокойся… что со мной случилось?

Марго всхлипнула еще пару раз, утерла лицо полотенцем, и я удивилась отсутствию косметики – Марго не выходила с таким лицом даже в «стекляшку» за молоком.

– Марго… мне трудно разговаривать… я хочу пить…

Она наконец взяла себя в руки и поднесла мне небольшую пластиковую бутылку. Сделав два глотка, я почувствовала себя лучше, перехватила руку Марго и сжала ее:

– Расскажи мне…

Она вздохнула, прижала мою руку к щеке и пробормотала:

– Я никогда не думала, что все случится именно так… Что мои любимые люди будут врагами… что он… ты… Господи, если бы можно было все вернуть…

Ну, понятно. Что-то подсказало мне, что это дорогой Призрак упек меня на больничную койку, без его вмешательства не обошлось. Но что именно случилось, как? И почему я ничего не помню?

– Марго…

– Мэрик, я не могу… не проси…

Поняв, что она сейчас опять заплачет, я отстала. В конце концов, какая разница, что сделал Алекс? Все уже случилось, изменить что-то я не могу, так зачем мучить расспросами Марго, которая переживает за нас обоих? Я лишний раз убедилась в своей правоте – Марго и Алекс никогда не оставят друг друга в покое, никогда не сумеют расстаться навсегда, что бы оба ни говорили. А «под раздачу» всегда буду попадать я – слишком удобная мишень. И если я не найду в себе силы исчезнуть – то непременно погибну, уж слишком твердая рука у Призрака, слишком железная воля. Нет, мне не справиться.

Пришел доктор, веселый толстячок с бородкой и усиками, потеснил Марго со стула, осмотрел повязку, измерил давление и спросил:

– Боли чувствуете?

– Почти нет. Только жжет очень.

– Ничего, это пройдет. Кушать хотите?

– Нет.

– Это хорошо, все равно пока нельзя, только пить, и то не очень много.

Он повернулся к Марго, замершей у большого окна и смотревшей куда-то поверх головы невысокого хирурга:

– А вам, красавица, советую домой поехать, на вас лица нет. Незачем девушке любоваться вашими заплаканными глазами, ей позитивные эмоции нужны: улыбочки – цветочки – любимый мужчина.

– У меня нет любимого мужчины, – отрезала я, задетая тоном, которым доктор разговаривал с Марго. – А Марго – единственный близкий человек.

Доктор рассмеялся, как рассыпал горох по металлической поверхности, и пробормотал:

– Чудны дела твои… Молодая эффектная девица – и никого? Куда катится этот мир?

– В тартарары, – пробурчала я, и доктор согласно кивнул:

– А то и дальше. Ладно, не буду мешать, отдыхайте, поправляйтесь. Ближе к утру зайду еще раз. Будут жалобы – кнопочка на стене, звоните, медсестра придет.

Я испытала облегчение, когда дверь за доктором закрылась. Он раздражал меня своим видом, своей категоричностью в суждениях – и еще чем-то неуловимым, какой-то излишней уверенностью в своей правоте, что ли. Макс, мой такой давний уже, но по-прежнему еще не забытый любовник, бывал таким. Собственно, именно эта его категоричность и бескомпромиссность и развела нас по разные стороны. Захоти он чуть поступиться принципами и просто выслушать меня – и все было бы иначе. Он понял это слишком поздно, когда рядом со мной уже крутилась кровавая мясорубка имени моего мужа Кости, перемоловшая потом и самого Макса. А все было так просто – сядь и поговори по душам, выслушай и пойми. Нет – Максим придумал себе версию о моем мифическом любовнике в Москве и не желал смотреть в лицо фактам. Он читал мою переписку с Марго – и не верил тому, что это женщина, что мы просто дружим. Видит бог – я пыталась достучаться до него как могла. Не услышал. Не захотел.