Влюблен и очень опасен

Женщина ушла, так ничего и не добившись. Но Марк не расслаблялся. У мафии свое следствие, и вряд ли его оставят в покое.

Но шло время, а о нем, казалось, все совершенно забыли. И Настя не спешила навещать его. Горе у нее, осиротела она, не до Марка. Да и не нужен он ей.

Что ж, тем лучше для нее. И для него тоже. Не хватало еще, чтобы она связала жизнь с человеком, который убил ее отца. И ему не надо будет отказываться от свадьбы с ней. Хотел он быть ее мужем или нет, это уже не важно. Не стал бы он жениться на ней: одно дело – устранить заказанную жертву, и совсем другое – воспользоваться плодами своей работы. Ведь Настя унаследует часть отцовского состояния, а вместе с ней по-настоящему богатым может стать и он. Он получит выгоду, и это сделает его соучастником убийства. А так он всего лишь пуля, выпущенная из ружья убийцы.

Да, он всего лишь исполнитель. Пока есть спрос на убийства, будут существовать и киллеры. Но все-таки это не оправдание. И Марк это прекрасно понимал.

Не оправдывала его и ненависть к людям, которая заставила его убивать.

Он хорошо помнил январь девяносто пятого, когда их, необстрелянных ребят, швырнули в самую гущу грозненской бойни. Но первой его жертвой стал не чеченец, а сослуживец.

Сержант Карпухин был почти точной копией Васи Бугаря, а Марк был слабаком и не мог дать ему сдачи. Старослужащие измывались над всеми молодыми, но ему доставалось больше всех. Они реагировали на чужой страх как бойцовые собаки. Марк вызывал в них такую агрессию, что он порой едва доползал до своей кровати, не в силах держаться на ногах от боли.

Нырять со второго яруса в проход между койками казалось детской забавой по сравнению с тем, что вытворяли с ним «деды». Это они сделали так, чтобы Марк прислуживал не только им, но и солдатам его же призыва. Дело дошло до того, что за ним закрепили туалет в казарме. Ночью, после отбоя, его поднимали с койки такие же молодые, как и он сам, гнали в сортир чистить «очки». Он не сопротивлялся, делал все, что требовалось, но это не избавляло его от побоев.

Время от времени после такой внеурочной работы его вызывали в каптерку, где пьянствовал с дружками Карпухин. Там его заставляли наизусть рассказывать обязанности дневального, часового, прочих должностных лиц. Все бы ничего, но за каждое пропущенное или неточно сказанное слово его били кулаком в живот. А чаще всего били просто так, только потому, что у сержанта Карпухина было плохое настроение.

Марк понимал, что рано или поздно его просто-напросто «закроют». Тогда он и решился на убийство. Все равно ведь умирать, так хоть Карпухина с собой заберет. Он ждал, когда их призыв допустят к несению караульной службы. Он жаждал получить в руки автомат с боевыми патронами. Но неожиданно их мотострелковую бригаду отправили в Чечню.

Он хорошо помнил свой первый бой. Грохот автоматных и пулеметных очередей, гранатометные выстрелы, крики, ругань, мат. Марк был так перепуган, что совершенно ничего не соображал. Куда стрелять, кого слушать, куда бежать... Но все изменилось, когда в прицел неожиданно попала спина Карпухина. Только тогда он, казалось, понял, что происходит.

Они вдвоем находились между торцевыми стенами двух стоящих поблизости пятиэтажек; впереди, из дома через дорогу, по ним бил автомат. Пули с визгом рикошетят от стен, высекая из них фонтаны кирпичной пыли. Вот Карпухин садится на корточки, обхватив руками голову. Каски на нем нет, она валяется в нескольких шагах от него, автомат на земле, и он, казалось, совсем забыл о нем. Зато Марк осознал вдруг, что у него есть оружие. И ярость нахлынула на него, будто волной подняв его руки, в которых он держал свой «АКМ». Она же нажала и на спусковой крючок.

Карпухин отправился на тот свет, забрав с собой страх, который мешал Марку жить. И воевать. Следующим на очереди был тот самый автоматчик, который держал под прицелом проход между домами. Марк и стрелять толком не умел, и о тактике уличного боя не имел никакого представления, но исход поединка решила проснувшаяся в нем вдруг бесшабашная смелость. Вражеские пули неслись прямо на него, одна чиркнула по каске, другая обожгла плечо, третья осыпала колючей кирпичной крошкой, царапнув стену, но Марк не опускал автомат и стрелял, шалея от собственного крика, пока вопрос «кто кого?» не решился в его пользу.

Никто тогда не понял, что произошло. Смерть Карпухина списали на боевые потери, про чеченского автоматчика никто и не вспомнил. Марка так и продолжали считать изгоем. Но в следующем бою он показал, на что способен; в одиночку пробрался в дом, откуда простреливал улицу пулемет, и забросал огневую точку гранатами.