Именины сердца: разговоры с русской литературой

— Что читаешь сейчас?

— Да ничего не читаю. Так… глазами вожу по строчкам. Я же сейчас в городе. А читать в тайге надо. Там все доходит полностью.

— Мечта есть у тебя? Или это… ну, странно для взрослого мужика — мечтать?

— Для взрослого мужика мечтать — самое разлюбезное дело. Вот, все мечтаю новый дом, например, изнутри доделать. Чем дольше живешь, тем больше мечт, потому что многое из реального превращается потихоньку в мечту.

— Ты вообще кем себя в первую очередь воспринимаешь? Ну, понятно, что человеком. А дальше?

— Литератор я никакой. Писателем-то еле-еле себя считаю. Вы кто? Пис-с-а-а-тель. Тьфу! Хотя говорю, конечно. Охотником гораздо проще себя назвать, да только настоящие охотники-промысловики — это мои товарищи, для которых промысел — их единственное и главное дело жизни. И я им в подметки не гожусь. У меня смешанное ощущение собственной жизни, хотя как на духу: главное — написать что-то стоящее.

— Есть среди твоих вещей самая радостная и удивительная для тебя? Я, пожалуй, больше всего люблю «Гостиницу «Океан"», хотя ни одну твою повесть я неудачной назвать не могу. Все очень хороши. Ты как сам воспринимаешь написанное тобой?

— «Гостиница «Океан"» моя, наверно, тоже самая любимая вещь. Ну, наряду еще, скажем, со «Стройкой бани» и «Тойотой-крестой». «Креста» — продолжение «Гостиницы». В «Гостинице» есть самое близкое соприкосновение с непостижимым. Там граница. Хотя я бы сейчас ее совсем по-другому бы написал. Но абзац про самолет и горючую и горемычную Пахину душу считаю лучшей удачей. Еще люблю «Енисей, отпусти!». Всегда ценишь, когда даешь ответ на самый невозможный, пограничный вопрос. За этим такая даль встает, что дух захватывает и мурашки по хребту ползут. Просто у каждого мурашки бегут от разного. Поэтому столько книг. Когда нравятся свои рассказы — это правильно; помню, Бунин вспоминал, как пришел к Льву Николаевичу, а тот на диване с довольным видом читал «Казаков». Ведь еще и знал что читать при Бунине!

— Необходима ли писателю гражданская позиция?

— Обязательно. Хотя не очень люблю политику и политических деятелей. Не понимаю, почему никому из тех, у кого полно денег и власти, неохота пойти на шаг дальше — сделать, чтоб народ тебя по-настоящему полюбил, как отца и близкого человека, чтоб прославиться служением Родине, в историю войти великим деятелем. А моя позиция такова: у нас идет полнейшее размазывание по полу трудового человека, никакой демократии нет — одни бумажки, ну и идеология, понятно, разрушительная. Рынок и свобода каждого от всякой ответственности не может быть целью общества. Что делать — не знаю. И как подумаешь, что снова измыслили Туруханскую ГЭС строить — Угрюм-реку (Нижнюю Тунгуску) гробить, так и вовсе жить неохота.

— Что будет с нашей страной? Есть у тебя прогнозы?

— Не имею права делать прогнозы. Я червь, ничего не знаю и не понимаю. Хочу верить в возрождение, но вижу глазами погибель. Верую сердцем в Русь и в неиспо-ведимость путей Твоих, Господи.

ВСЕВОЛОД ЕМЕЛИН:

«Где она вообще, слава моя? А ни хрена нет!»

Всеволод Олегович Емелин родился в 1959 г. в Москве. По окончании средней школы поступил в Московский институт геодезии, аэрофотосъемки и картографии. Завершив учебу, четыре года работал на севере Тюменской области. Вернувшись в Москву, устроился экскурсоводом.

Первая публикация — 2000 г.

С 2002-го участвует в поэтическом объединении «Осумасшедшевшие безумцы» вместе с поэтами Мирославом Немировым, Андреем Родионовым, Евгением Лесиным.

На сегодняшний день — автор книг стихов «Песни аутсайдера», «Стихотворения», «Жалобная книга», «Роптания», «Спам».

Работает в церкви плотником.

Стихи Емелина, что бы он сам о себе ни говорил, люди знают наизусть. Даже я помню несколько его стихов и, наверное, почти все из опубликованного Емелиным могу продолжить по памяти, иногда переходя на прозу, конечно, но дух по возможности сохраняя.

Мне всегда было интересно, как дошел он до жизни такой — судьба его вызывала мое любопытство. Поэтому мы с ним вообще о литературе не говорили. Только о нем, только за жизнь.

Дело происходит в Москве. Сначала в кафе, потом у него на работе, потом дома у него, потом опять, кажется, в кафе… Вы, наверное, не о том сейчас подумали. Мы были трезвы все это время. Просто разговорились.

— Юмор Всеволода Емелина — он перешел по наследству от отца или, быть может, от матери?