Полуночное солнце

Она молча смотрела на дорогу, пока мы неслись к школе. Несколько секунд молчания — это всё, на что я был способен. Меня распирало от желания знать, о чём она сейчас думает, ведь между нами так много изменилось с тех пор, как солнце в последний раз стояло в небе.

— Как, сегодня мы не играем в "Двадцать вопросов"? — Я вернулся к прежней тактике — "держись легко!".

Она заулыбалась, похоже, ей понравилось, что я сам заговорил об этом. — Тебя раздражают мои вопросы?

— Не столько твои вопросы, как твои реакции на мои ответы! — честно ответил я, не в силах сдержать ответную улыбку.

Уголки её рта опустились. — А что не так с моими реакциями?

— В том-то и дело, что всё так! Ты всё воспринимаешь, как должное. Это же неестественно! — До сих пор она ни разу не завопила от ужаса. Разве это нормальная реакция нормального человека? — Вот поэтому я и хочу знать, о чём ты думаешь.

Что бы она ни делала (или не делала), заставляло меня раз за разом повторять тот же самый вопрос: о чём она сейчас думает?

— Я всегда говорю то, что думаю на самом деле.

— Кое-чего ты наверняка не договариваешь.

Белла снова закусила губу. Она не замечала этой своей привычки — неосознанной реакции на любое событие, требующее от неё особого внимания.

— Не слишком много.

Ага! Значит, всё-таки что-то она пыталась от меня скрыть! Я разрывался от любопытства:

— Достаточно, чтобы свести меня с ума!

Она помолчала, а затем прошептала:

— Ты же не хочешь об этом слышать.

Мне понадобилось время на то, чтобы восстановить в памяти весь вчерашний разговор, слово за словом, прежде чем я понял, о чём она говорила. Я не мог себе представить, чего не хотел бы от неё услышать. Пришлось изо всех сил напрячь извилины... А потом я вспомнил — наверно, оттого, что её голос приобрёл ту же интонацию, что вчера, и в нём зазвучала та же боль. Лишь один раз я попросил её держать свои мысли при себе: "Никогда не говори этого", — прорычал я ей. И тогда она заплакала...

Так вот что она пыталась скрыть? Глубину своих чувств ко мне? А ещё — что то, что я монстр, не имело для неё значения? И что для неё нет обратного пути? "Слишком поздно"?

Я не мог выдавить из себя ни слова — наслаждение и боль слились воедино и стали невыразимы словами. В машине не раздавалось больше ни звука, кроме ритмичного стука её сердца и еле слышного ровного дыхания.

— А где же твои братья и сестры? — неожиданно спросила она.

Я сделал глубокий вдох и впервые за это утро ощутил жгучую боль, причиняемую её ароматом. Я с удовлетворением понял, что стал привыкать и к боли, и жажде. Справивишись с собой, я заговорил будничным тоном:

— Они поехали на машине Розали. — Как раз в это время я припарковался на свободном месте около упомянутого автомобиля. Мне еле удалось не расхохотаться: глаза Беллы полезли на лоб. — Зажмурь глаза, чтобы пылью не запорошило.

— Вау, вот это да. Если у неё такая тачка, зачем она ездит с тобой?

Розали млела бы при такой реакции Беллы… если бы относилась к Белле объективно. Чего, скорее всего, никогда не случится.

— Как я сказал — слишком много пыли в глаза. Мы ведь стараемся не выделяться.

— Что-то вам это не слишком удаётся, — возразила она и беспечно рассмеялась. Этот смех, весёлый и беззаботный, согрел мою холодную, безмолвную грудь, хотя и наполнил при этом голову сомнениями.

— Так почему сегодня Розали решила выставить себя напоказ? — спросила Белла.

— А сама не догадываешься? Я же иду сейчас против всех правил.

Я рассчитывал слегка припугнуть её своим ответом — поэтому Белла, само собой, только улыбнулась.

Она не стала ждать, когдая я открою для неё дверцу, точно так же, как накануне вечером. Здесь, в школе, мне приходилось притворяться нормальным, так что я не мог двигаться достаточно быстро, чтобы опередить её. Что ж, Белле придётся привыкнуть к учтивому обращению, причём привыкнуть как можно скорее.

И опять я шёл так близко к ней, насколько осмеливался, внимательно следя, не выкажет ли она какого-либо недовольства моей близостью. Дважды она протягивала руку в мою сторону, и дважды отдергивала её обратно. Неужели ей хотелось прикоснуться ко мне?.. Я едва справлялся со своим участившимся дыханием.

— Зачем же вам тогда такие машины, если вы не хотите выделяться? — спросила она.

— Потакаем своим дурным наклонностям, — покаялся я. — Все мы любим быструю езду.